Надежный тыл
Шрифт:
— Господи… — у меня потемнело в глазах от ужаса. Я схватилась за край стола, чтобы не потерять равновесие. — Что… Где моя девочка? Боря, что она тебе сказала? Она дома была?
На другом конце трубки наступила короткая пауза.
— Мам… — Боря замялся, явно не желая говорить то, что знал. — Она меня на хер послала. Сказала, что никуда со мной не поедет.
Я почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— ЧТО?! — выкрикнула я, не веря своим ушам.
— Она дома была, — быстро добавил он. — А сейчас, похоже, там
— Вот ведь дрянь, а, — всплеснула руками Лика, резко поднявшись с кресла. — Борь, подожди там, я сейчас приеду.
— Конечно, — согласился сын, его голос звучал напряжённо, но сдержанно.
Лика, уже хватающая сумку, обернулась ко мне:
— Ты сиди тут, Ань, держи руку на пульсе. А с Кирой мы с Борькой разберёмся. Ты в родительский чат напиши, может она к кому-то из подружек уехала….
Я закрыла лицо руками, чувствуя, как меня трясет изнутри.
— Лик…. А если она…. Если она к этой…. Поехала?
— Ну тогда, — сверкнула глазами подруга, — им обеим пиздец!
25. Алина
Кира появилась в офисе в состоянии, которое иначе как паническим назвать было нельзя. Её буквально трясло — от страха, от истерики, от переполнявших эмоций. Когда водитель Николая ввёл её внутрь, я замерла, не ожидая, что она будет выглядеть настолько разбитой и растерянной.
Но то, что произошло дальше, ошеломило меня ещё больше.
Как только Кира увидела меня, она с ревом бросилась прямо ко мне. Слёзы катились по её щекам, а голос дрожал, вырываясь из горла как-то неестественно громко.
— Алина! — закричала она, вцепляясь в меня, как в спасательный круг.
Я растерянно замерла, чувствуя, как её руки судорожно хватаются за моё плечо. От этой неожиданной близости всё внутри смешалось: жалость, растерянность, и какое-то странное чувство ответственности, которое я не могла объяснить.
— Пей давай, — почти силой заставила я Киру, усаживая её на диван. Её руки всё ещё тряслись, но она взяла чашку и сделала несколько неровных глотков, всхлипывая между ними.
Николай, присевший на край стола Веры, наблюдал за нами. Его лицо было бледным, уставшим, но в глазах читалась твёрдость. Он долго смотрел на Киру, потом встал, подошёл ближе и опустился перед ней на корточки.
— Так, ребёнок, — начал он, глядя ей прямо в глаза, его голос был строгим, но не грубым. — Выкладывай, почему к матери и брату не хочешь?
Кира на мгновение замерла, её взгляд был испуганным, как у загнанного зверька. Она крепче прижала чашку к груди, словно это могла быть защита.
— Я… — начала она, но голос сорвался, и она зажмурилась, покачав головой. — Я не могу… Я не хочу туда!
— Почему? — не отпускал Николай, его тон стал чуть мягче, но он не собирался позволять ей уйти от ответа.
— Потому что Борька меня ненавидит! — выкрикнула она, резко подняв голову, в глазах читалась смесь злости и
Она захлебнулась рыданиями, по её щекам текли слёзы.
— Потому что он папу боится, поэтому меня не трогал. А когда папы нет… — её голос дрожал, но она продолжала, — постоянно шпыняет! Я — дура, я — неумеха, я ничего не могу. Я папой манипулирую, я — ябеда…
Её голос сорвался, она всхлипнула громче и продолжила, будто наконец выливая всё, что годами держала в себе:
— Я — уродина! Мать постоянно меня контролирует: где я, куда пошла, зачем пошла, с кем пошла… Она проверяет телефон, читает мои переписки. А если я что-то не так сделаю — сразу истерика, крики. Они давят… Маму я люблю, она думает, что так для меня лучше, но….
Кира снова замолчала, судорожно вытирая слёзы рукавом.
— Но папы он всегда боялся, — прошептала она, её голос стал тихим, почти детским. — Поэтому терпимо было. А сейчас… — она снова всхлипнула, глядя мне прямо в глаза. — Алина, я не поеду домой!
— Так, ребенок, Борис тебя бил когда-нибудь? — продолжал выспрашивать Николай, и я поразилась его выдержке — самое меня уже серьезно потрясывало.
— Нет. Мог ухватить за шею, тряхнуть сильно, щипнуть…. Но не бил. Он папы как огня боялся, понимаете. Знал, что, если я пожалуюсь — ему конец. И все время шипел на меня. Так чтобы мама и папа не видели, не знали. Но папы сейчас нет…. И Лика эта… она его постоянно подначивает, меня считает…. Капризной, избалованной, никчемной эгоисткой. Постоянно матери говорит, что меня пороть надо, что я — неблагодарная тварь, истеричка. Понимаете? А Борька ее во всем слушает!
Николай бросил быстрый взгляд на Павловского, который стоял, прислонившись спиной к косяку кабинета, с перекрещенными на груди руками. Тот только отрицательно покачал головой.
— Чем дальше в лес… — пробормотал Дмитрий Антонович, будто размышляя вслух, и потёр виски.
— Кира, мама знала, про Бориса? — строго спросил Николай.
— Я пыталась ей сказать. Честно, пыталась! Но она всегда считала, что это наши внутренние разборки. И всегда вставала на его сторону. Всегда. А если делала ему замечание, но тогда мне потом доставалось еще больше. И так с самого детства: он напакостит, а свалит на меня! Мама… она любит меня, но когда дело касалось Бори — он всегда у нее прав был! И он всегда ее против меня настраивал!
— А отцу, отцу ты это говорила?
— Нет… — прошептала девочка. — Они с Борькой и так не ладили никогда…. Если бы я нажаловалась…. Папа его бы…. А виноватой я бы осталась…. Мама…. Она старалась все эти наши конфликты от папы подальше держать… Всегда говорила…. Что у них из-за нас ссоры. Из-за меня…. Что это я виновата, что они с папой ссорятся….
Я вздохнула, опускаясь рядом с Кирой.
— Кира… — начала я, стараясь придать голосу мягкость, чтобы хоть как-то успокоить её. — Мама любит тебя…