Надежный тыл
Шрифт:
— Кира…. Я не с папой. В больнице твоя мама…. Если хочешь, езжай к ним, — от острой раздирающей боли в груди захотелось выть самой.
— Почему ты не с ним? — кричала Кира.
— Кира, послушай, — я заставила себя успокоится. — С папой все будет нормально. Ты мне веришь?
— Нет! Да…. — девочка задыхалась.
— Послушай. Ты все эти недели помогала папе, была рядом с ним, была его опорой. Понимаешь, Кира? Сейчас ты особенно нужна ему…. Борис приедет и заберет тебя домой. К маме.
—
— Кира… — у меня не хватало слов. — Там же твоя мама! Она сейчас с твоим папой! Ты понимаешь? Ты им сейчас нужна…. Обоим….
— Забери меня…. Алина! — ревела трубка так, что взрослые мужики не знали куда глаза девать. Кто-то матерился, кто-то смотрел хмуро в сторону. — Я к тебе поеду!!!
— Кира! Я тебе никто…. Пойми ты это! У тебя мама есть…. Ты ей нужна….
— Нет, это ты ничего не понимаешь! Он меня сломает! Слышишь…. Сломает! Я только рядом с папой жить начала нормально! Никто не орал, никто не истерил, никто не оскорблял. Никто за шею не хватал и не говорил, что я уродина! Понимаешь! — ее слова, которые слышали мы все, заставляли внутри похолодеть. Глаза Николая были больше похожи на два блюдца, Виктор смотрел в потолок, Павловский матерился.
Я не знала, что ответить. Мои руки бессильно опустились, когда Николай внезапно протянул руку и забрал у меня телефон.
— Кира, — произнёс он твёрдо, но неожиданно мягко. — Ты меня узнала?
— Да, дядь Коль… — её голос стал тише, но всё ещё дрожал.
— Слушай внимательно, малышка. Сейчас ты берёшь из квартиры трусы, носки, всё, что тебе нужно — гаджеты, зарядки, ничего лишнего. Поняла?
— Поняла… — отозвалась она, всё ещё всхлипывая.
— Хорошо. Затем выходишь на квартал ниже. Там тебя подберёт мой водитель и привезёт сюда, в офис. Всё, больше ни о чём не думай. Позже разберёмся, что делать дальше. Справишься?
На другом конце раздался тихий всхлип, но затем она ответила утвердительно, и Николай спокойно добавил:
— Молодец. Теперь действуй. Мы ждём тебя.
Как только он нажал на кнопку сброса, тишина в комнате была нарушена язвительным голосом Виктора:
— Полный пиздец, — коротко резюмировал он, пробежав пальцами по лицу.
— Теперь меня посадят за киднеппинг, — мрачно пробормотала я, чувствуя, как сердце всё ещё колотится, как бешеное.
— Не переживайте, Алина, — хмыкнул Павловский, поправляя галстук. — Посадят нас всех. Командой.
— Ну вы хоть сидеть в соседних камерах будете… — пробормотала я. — А то и вообще в одной. Все не так скучно.
— Коль, — юрист повернулся к Николаю, его взгляд был тёмным и тяжёлым, — что
Николай устало пожал плечами, поднимая руки в жесте бессилия.
— А я, бля, знаю? Я там что, свечку держал? Ты же знаешь, Даниил никогда особо не распростронялся на эту тему… А Борька… так это вообще его больная мозоль с тех пор как Данька его из передряг вытаскивать заколебался… мальчик с 15 лет прикурить всем дает…
Я удивленно слушала разговор, который явно не для моих ушей предназначен был.
— Никого не смущает, что я всё ещё здесь? — пробормотала тихо, но в этой фразе скрывалась вся моя растерянность и неловкость от услышанного.
Николай резко поднял взгляд, будто только сейчас осознав, как прозвучали его слова.
— Прости, Алин… — он потёр переносицу, его лицо стало чуть мягче. — Похоже, Боренька ещё более отмороженный, чем мы считали… И я вообще не ебу, что с этим делать… У кого есть предложения, коллеги?
24. Анна
До больницы мы добрались за десять минут. Эти десять минут растянулись для меня в вечность. Я держала Даниила за руку, крепко, как только могла, боясь, что если отпущу, то потеряю его навсегда.
Он смотрел на меня. Глубокий, проникающий взгляд, от которого слёзы сами собой катились по моим щекам. Я знала, что сейчас я — его якорь, единственное, что удерживает его в сознании, его спасение.
Он ничего не сказал про свою малолетнюю… про неё. Даже попыток не сделал спросить, где она. Как будто её вообще не существовало. Его взгляд говорил только обо мне.
Когда его забирали на каталке в реанимацию, он ещё успел улыбнуться мне — слабой, едва заметной улыбкой, но от неё внутри что-то оборвалось. Я не знала, что будет дальше, но в этот момент, в его глазах, я видела только одно: доверие. И это было одновременно и счастьем, и ужасом.
Устало опустившись на одно из кресел в приемном отделении, я закрыла глаза, чувствуя, как напряжение последних часов тяжёлым грузом оседает на плечах. Готовилась к многочасовому ожиданию, к тому, что придётся сидеть здесь, слушая скрип туфель врачей и шум дежурного персонала, только чтобы дождаться хоть какой-то вести.
Интересно, хватило бы у нее сил и терпения вот так же ждать новостей? Нет, конечно. Она ведь даже не стала настаивать на поездке в больницу. Ушла, поняв, что здесь ей не место. Здесь моё место.
Я — его жена. Мать его детей. Как бы ни разваливалась наша жизнь, как бы ни рушились наши отношения, я знала одно: я не оставлю его. Не позволю уйти одному.
Что бы ни происходило между нами, как бы сильно я его ни ненавидела или любила, я буду рядом. Даже если это последние мгновения его жизни.