Накипь

Панова Ксения

Свернув к арке Главного штаба, Архипов оказался внутри вавилонского столпотворения. Он прорвался сквозь толпу, окружавшую музыканта, увернулся от объятий плюшевой лошади, и был остановлен тремя пожилыми дамами с внуком. Дамы хотели сфотографироваться под Круглыми часами, внук куксился от жары и оттого, что его не пустили в музей восковых фигур. Архипов сфотографировал их всех вместе и по отдельности, и когда уже собирался уходить, одна из них уронила пакет, из которого вывалился колоссальный набор шоколада. Архипов помог им собрать покупки, и, когда вошел на Дворцовую,

было без двадцати час.

На брусчатке стояли, сидели и лежали люди. Монархи, чьи портреты украшали коробки конфет, прогуливались под ручку друг с другом.

Рита ждала его во дворе Эрмитажа, у фонтана. Он сразу узнал ее, хоть она и стояла к нему спиной: ему был виден только краешек ее щеки и маленькое ухо, выглядывавшее из-под завитка темных, в каре стриженных волос.

– А вот и ты, – обернулась она. – Надо же! Ты надел рубашку, – она окинула его взглядом влажных черных глаз.

На ней самой было платье зеленого цвета, который, она знала, так шел ей. Две золотые капли в ушах отбрасывали лучистые тени на шею и подбородок.

– Не хотел тебя позорить, – улыбнулся Архипов.

– Нам нужно занять очередь. Они пускают по десять человек.

Вместе они встали в хвосте длинной, тянувшейся через весь двор очереди. Всякий раз, когда очередь начинала двигаться, проталкивая их вперед, Рита приподнималась на цыпочках и вытягивала шею, пытаясь разглядеть, сколько еще человек перед ними, потом хмурила лоб и нетерпеливо цокала языком. Архипов знал, что ее оскорбляла необходимость стоять в любой очереди. Ей чудилось что-то унизительное лично для нее в том, что надо толкаться вместе со всеми в потной и тесной толпе.

– Тебе жарко? – спросил он.

– Мне печет голову, – недовольно ответила Рита.

Архипов улыбнулся и, растопырив пальцы, поднял руки над ее головой.

– Я сделаю тебе тенек.

– Перестань, это глупо.

Он засунул руки в карманы, вжал голову в плечи и обвел взглядом двор. Вдруг в параллельном потоке, со стороны Церковной лестницы он заметил высокого, худощавого человека в клетчатой, мешком висевшей рубахе.

– Смотри, это же Леха! – сказал он.

– Где?

Рита обернулась.

– Тебе показалось, – спустя долю секунды ответила она.

еловекился. иему машут,евшей на плечах рубахе. и худощавую фигуру в— Нет, это точно он, – Архипов поднял руку и помахал.

Увидев, что ему машут, человек остановился и близоруко прищурился. Взгляд его оживился, он обернулся, сказал кому-то пару слов, и стал протискиваться к ним.

Рита отвернулась.

– Зачем ты его позвал?

– Он бы все равно нас увидел.

Литвинов был не один: за руку его держала невысокая девушка, беленькая и вся какая-то мягкая. Из рукавов ее футболки выглядывали круглые детские ручки с ямочками на локтях. Казалось, что если надавить на эту белую руку, то кожа на ней тут же вернется в прежнее состояние, не оставив никакого следа нажима. Пряди негустых, светлых волос мягко спускались ей на плечи. Между двух круглых щечек сидел маленький вздернутый носик, а под ним улыбался нежный, маленький ротик.

Именно она первой поздоровалась

с ними.

– Привет! – сказала она, и ямочки заиграли у нее на щеках. – Вы друзья Леши?

– Это Света, – представил ее Литвинов.

– Я Костя, – Архипов протянул ей руку.

– А это Рита, – сказал Литвинов, переводя взгляд на Риту.

– Да, это Рита, – сказала Рита.

Рита не любила Литвинова. Архипов знал это, знал это и сам Литвинов, потому что Рита никогда не скрывала своего отношения к нему. А между тем, Литвинов был другом Архипова, и когда-то сокурсником Риты.

Литвинов принадлежал к породе желто-пегих блондинов, бесцветных, словно бы выветренных прибалтийскими ветрами. Ни красивым, ни даже приятным его лицо не казалось. Но было в нем некоторое своеобразие.

В голубых до белесости глазах жили очень подвижные, острые, птичьи зрачки. Он близоруко щурился по привычки вглядываться в предметы, но этот вечный прищур накладывал маску высокомерия на его лицо. Нос заканчивался квадратным, вздернутым и очень острым кончиком, что придавало Литвинову въедливое, ехидное и вместе с тем задорное выражение. Подбородок разделяла бороздка, слишком длинная и глубокая, чтобы называться просто ямочкой. Думая о чем-то, он обычно хмурился, поэтому между бровей у него рано залегла маленькая резкая морщинка. Вместе с бороздкой она как бы рассекала его лицо надвое. Одевался он всегда будто с чужого плеча, а привычка сутулиться делала его сжатым, скрученным и хуже сложенным, чем он был на самом деле.

– Удивительно, что мы встретились, правда? – проговорила Света, поднимая радостные глаза на Литвинова и все еще держа его за руку. – Леша мне о вас рассказывал. Он сказал, что вы – его лучшие друзья.

На губах Литвинова застыла улыбка, не та улыбка, которая была редкой и сразу делала его тусклое лицо красивым, а полуулыбка, недоулыбка. Но темные зрачки заблестели и зашевелились, своим быстрым движением компенсируя неподвижность улыбки.

– Надо же! Какая честь! – полушутя сказала Рита.

Зрачки-птички тут же передвинулись на нее.

– Сегодня такая чудесная погода, – продолжала Света. – Мы вчера намучились с переездом, и сегодня решили прогуляться.

– С переездом? – не понял Архипов, он не помнил, чтобы Литвинов собирался переезжать.

– Да, я переехал.

– А вы разве не знаете? – удивилась Света. – Он же недавно ключи получил!

– Ничего себе! Поздравляю! – потрясенно произнес Архипов. Он не только не знал, что Литвинов получил ключи, но даже о том, что Литвинов купил квартиру.

– Квартира, правда, совсем небольшая, – продолжала Света. – Всего тридцать три квадрата. Но все-таки не студия и свое жилье!

– И как долго тебе платить? – спросила Рита.

Взглянув на нее, Литвинов улыбнулся и сказал:

– На двадцать лет в кабале.

– Ну перестань! – Света легонько толкнула его. – Это он так шутит, он, конечно, раньше выплатит, как и все, – и, снова подняв на него радостные глаза, она переложила его ладонь из одной своей руки в другую.

– Где ты купил? – с искренним интересом спросил Архипов.