Нарцисс в броне. Психоидеология «грандиозного Я» в политике и власти
Шрифт:
В политической патопсихологии более, чем в обычной, обострена проблема пациента. Психиатру, даже работающему с отдельной личностью, трудно пробиться через «броню самозащиты», которой окружает себя патология (здесь подошел бы термин странноватого ученика Фрейда Вильгельма Райха – «панцирь характера»). Тем более такой контакт затруднен, а часто и невозможен в отношении массового сознания и коллективных патологий, дополнительно защищенных незримой поддержкой миллионов экзальтированных единомышленников, официальной идеологией и психотропной пропагандой, а также живым социальным и политическим интересом. Это те самые случаи, когда пациент чувствует себя здоровее всех здоровых, а попытки лечения, предъявления диагноза или хотя бы деликатного анализа собственной психики воспринимает
В политике даже намек на деформацию сознания трактуется как вызов и лобовая атака, вследствие чего самого терапевта начинают грубо и безжалостно «лечить». В той мере, в какой подобные патологии затрагивают власть и государство, есть шанс, что больным скорее объявят самого психоаналитика. И хорошо, если такой встречный диагноз сольют ботам и используют метафорически, как политическое ругательство, а не как направление в соответствующее заведение – лечебное или исправительное. Репрессивная, карательная психиатрия – испытанное средство сдерживания несанкционированного анализа сознания больного общества.
Но и для самого аналитика здесь всегда есть собственный риск предустановки – соблазн поставить небеспристрастный диагноз пациенту, одновременно являющемуся политическим оппонентом. Такое исследование слишком удобно как средство полемики, борьбы и эмоциональной мести. Это как если бы психоаналитик и пациент в жизни делили власть, женщину или бизнес. В таких случаях рефлексия и самокритика значимы не только с точки зрения научной добросовестности, но и для обеспечения рабочего контакта: приложение теории и рабочую диагностику всегда будут сначала воспринимать как нечто из области политических вооружений, наращивая тем самым «панцирь» исследуемого сознания и встречную агрессию. Это и более общая проблема: критика режима со стороны всех оппозиций и их подобия вообще «не проходит» и не воспринимается как что-то могущее иметь конструктивный или хотя бы диагностический смысл. И было бы не совсем верно считать, что в этом вина только глухой власти.
Самоанализ в психиатрии – нормальная практика; здесь считается обязательным самому аналитику предварительно проработать собственные нарциссические склонности и механизмы. Это необходимо, чтобы выдерживать «нарциссические провокации» клиента, не вступая с ним в «автоматическую конкуренцию», не гнобить его «психоаналитической властью» и собственной «терапевтической грандиозностью».
В политической психиатрии даже в не самых запущенных случаях с этим еще сложнее. Срабатывает эффект «временной глухоты», как у невоспитанных собак. Если вы пишете не для удовольствия своего и единомышленников, а для общего понимания и хоть сколько-нибудь реального эффекта, надо думать и о том, что в среде пациентов вас просто не воспримут, а это непрофессионально. Поэтому приходится идти на хитрости.
Если сразу начать с живого сознания и подведения симптомов под неприятный диагноз, в политике такое заключение с гарантией отвергнут. В свое время в администрации президента был стандартный термин «в отбой» – так реагировали на слишком смелые по тону входящие документы независимо от их содержания.
Однако есть несколько экстравагантный, но доходчивый способ совместного анализа патологии – с позиции «любопытного дилетанта». Можно попытаться сделать обратный ход: от освоения клиентом общей симптоматики и патогенеза к осмыслению реальной клинической картины, в том числе его собственной. Идея в том, чтобы идти от метода к предмету: читать вместе с пациентом крайне увлекательную, хотя и профессиональную психиатрическую литературу, как если бы никакой привязки к реальному предмету изначально не было и не планировалось. Тактический ход: мы не ставим диагноз и даже никак не намекаем на серьезные проблемы с мозгами у современного российского общества – мы просто читаем научное описание болезни, безумно интересное само по себе (как и все «про психов»), а если вдруг такие описания оказываются похожими на что-то до боли знакомое и родное – тем хуже для болезни, но лучше для больного.
Эффект «узнавания в зеркале» может дать клиенту настолько яркое, убедительное и совершенно готовое описание его собственной патологии, что он непроизвольно и даже против воли ставит диагноз самому себе.
В самом деле, даже если «без привязки» читать литературу по деструктивному или дефицитарному нарциссизму, можно даже в предельных обобщениях научной систематики обнаружить пронзительно точные описания реалий нынешнего российского политического сознания, пока кажущегося нам, возможно, излишне самодовольным и местами даже самовлюбленным, но все же не клиническим.
Вот только одно из описаний синдрома: «Грандиозное чувство самозначимости; захваченность фантазиями неограниченного успеха, власти; вера в собственную уникальность; потребность в восхищении; чувство привилегированности; эксплуатативность в межличностных отношениях; отсутствие эмпатии; зависть к достижениям других; вызывающее поведение». Добавьте дикое высокомерие и безудержное хвастовство, имеющее мало общего с реальностью, истерическую реакцию на критику и характерные приступы ярости по отношению ко всему, что мешает нарциссической идеализации любимого образа. И сопоставьте все это с тоном и стилем самоподачи режима и его исторических достижений, с самооценкой его места в мире и в истории, с манерой без меры и вкуса украшать собственные любимые изображения всякого рода политтехнологическими бантами и рюшами. Слишком узнаваемо, чтобы комментировать, но и слишком просто, чтобы этим ограничиться. В продолжении цикла о политическом нарциссизме мы рассмотрим эту патологию в ее максимально возможной многогранности.
Прежде всего нас будет интересовать «история болезни». Самое убедительное доказательство наличия проблемы в том, что совсем не так давно этот же самый режим относился к своим незабываемым достижениям и замечательным качествам гораздо более спокойно и здраво, чем в последние годы, особенно сейчас. И, если честно, все это помнят.
Следующая задача состоит в проведении водораздела между нарциссизмом, считающимся нормальным, конструктивным и даже на определенных этапах развития обязательным, и патологией, реально затрудняющей жизнь, а потом и разрушающей ее. Злостный нарциссизм проистекает в том числе и из комплексов неполноценности и дефицита любви в раннем возрасте, что наш «новорожденный» социум в первой четверти этого века испытал сполна.
И наконец, реальные жизненные, в том числе культурные, социальные, политические и международные проблемы, которые нарциссическая патология во власти может делать фатальными и неразрешимыми. Напомню лишь, что канонический Нарцисс умер не только от страданий нереализуемой любви к собственному отражению, но и от элементарного голода. Влюбленность в собственный образ и мания производить впечатление на себя и окружающих в последнее время явно мешает стране думать о «физиологии» – о необходимости что-то производить (кроме эффектов), зарабатывать, есть и лечиться.
Как конструктивно «любить себя», не впадая при этом в злостное расстройство, – целая наука, полезная и при этом весьма увлекательная.
Источник: Политический нарциссизм в России: опыт психоанализа // Forbes, 12.09.2016. URL.
Краткая история болезни
В предыдущей статье речь шла о трудностях, связанных с автоматическим сопротивлением болезненно самовлюбленных субъектов, будь то личность, группа, социум. В таких ситуациях установление контакта с «пациентом», индивидуальным или коллективным, требует специальных усилий. Необходимо начальное согласие, способное обеспечить прогресс анализа и самоанализа. А это примерно как убедить истероидного патриота в том, что его песнь о Родине взывает к помощи психоаналитика минимум. Роль холодного душа в таких случаях может сыграть впечатляющая, но вытесненная, забытая история расстройства – воспоминание о том, что идея собственного превосходства, грандиозности и всемогущества возникла в столь острой форме стремительно и недавно. В случаях ураганного роста самомнения клиенту иногда удается вспомнить себя другим – гораздо скромнее и самокритичнее. В нашей ситуации для такого опыта есть основания.