Нарисуй узоры болью...
Шрифт:
Руки Бейбарсова скользнули по её телу, словно Глебу было приятно издеваться над нею – впрочем, почему словно?
Таня старалась не доставлять ему удовольствие лишними криками, но не смогла сдержать попытки вырваться, когда он грубо сжал её грудь, потянув пальцами за сосок.
Впрочем, все попытки были абсолютно бессильными и, казалось, бесследными. Она могла лишь вздрагивать и пытаться не плакать, хотя, впрочем, это тоже не особо удавалось, точнее, совершенно не удавалось.
Бейбарсов
Он вновь поцеловал её в шею, а после – в который раз достаточно сильно укусил за нежную кожу.
Таня понимала, что вся шея завтра будет покрыта синяками, а о том месте, по котором прошлась плеть, не стоит даже говорить.
Прикосновения стали немного мягче, наверное, злоба наконец-то немного отступила в сторону.
Бейбарсов даже поцеловал её едва ощутимо в щёку, словно пытаясь успокоить, после провёл кончиками пальцев по позвоночнику и ослабил хватку, оставляя достаточно грубые поцелуи на спине.
Гроттер смириться не могла.
Она вновь попыталась вырваться.
Казалось, это привело некромага в бешенство. Он вновь взмахнул рукой, и Гроттер показалось, что какие-то невидимые оковы легли на её руки и на спину, не позволяя ни вырваться, ни даже попытаться выгнуться в его руках.
Сопротивляться заклинанию у неё не было сил, проклятые уколы всё ещё давали о себе знать.
Их действие выходило за сутки, а значит, у проклятого средства ещё около часа на отвратительное действие.
– Не смей вырываться, - прошептал Бейбарсов совсем тихо ей на ухо. – Никогда не смей вырываться!
Второй удар плетью был ещё более болезненным, чем первый, и Гроттер не сдержала громкого крика.
Очевидно, тут до сих пор действовала магия, которая не позволяла нежелательным звукам выходить за границы помещения.
Когда Глеб взмахнул рукой третий раз, она могла уже только тихонько глотать собственные слёзы и пытаться молчать.
Казалось, любые попытки сопротивляться злили его всё больше и больше – а Таня уже не знала, сможет ли перенести четвёртый удар.
Она попыталась бороться с отвращением, чувствуя, как Бейбарсов заставил её немного развести ноги в стороны.
Колени болели, но, впрочем, куда меньше, чем спина, которая буквально горела от ударов.
Гроттер даже не понимала, что теперь у неё болело больше всего. После следующего взмаха рукой ей показалось, что её ягодицы буквально горят огнём – но, тем не менее, до боли в спине всё равно было слишком далеко.
Бейбарсов, словно издеваясь, прикоснулся губами к ране на её плече – та и без этого неимоверно жгла.
Гроттер вновь всхлипнула.
Его мало заботило то, что чувствовала девушка, это было понятно и так. Бейбарсов,
Она безудержно рыдала, чувствуя, что просто больше не может сдерживать слёзы, но разве в этом был смысл?
– Затихни.
Гроттер неосознанно подчинилась этому приказу, заставляя себя замолчать и даже не издавать ни единого стона.
Бейбарсов с силой сжимал её бёдра, вколачиваясь в девушку, заставляя её буквально извиваться от боли и отвращения.
Тане хотелось умереть.
Сейчас она была согласна даже на то, чтобы Чума убила её и завладела её телом – лишь бы больше ни на мгновение не оставаться в этом проклятом, измученном, избитом теле, которое всё больше и больше доводило её до самого настоящего ужаса.
Она сошла с ума.
Таня так хотела поверить в то, что на самом деле всё это не происходит с нею наяву, но слишком уж всё оказалось реалистичным.
С тихим, хрипловатым стоном Бейбарсов излился в неё, а после, судя по всему, поднялся и, приведя свою одежду в порядок, вышел из комнаты.
Он даже ничего не сказал.
Гроттер услышала громкий стук двери, а после – как он говорил с кем-то, с медсестрой, кажется.
Слёзы безудержно текли по её лицу, и она не могла сдержаться или прислушаться спокойно к разговору, но, тем не менее, до девушки долетали определённые отрывки фраз.
– Можете не идти. – равнодушно промолвил Бейбарсов. – Да, я уверен, что надёжно зафиксировал все ремни.
Таня сползла на ковёр.
Она чувствовала, как слёзы буквально заливали лицо и, скрутившись на полу, поджав колени к груди, рыдала.
Надо было что-то делать, а она могла разве что просто плакать, не слыша и не видя больше ничего.
Всё.
Точка.
Больше ничего не осталось, одна только боль, боль, которую нельзя было уменьшить, сделать её менее унизительной и сильной.
Таня никогда не думала, что смогла бы довериться некромагу – но когда это уже случилось, он не должен был поступать с нею подобным образом.
Он не должен был настолько сильно её предавать.
Всё это было просто злой шуткой – злой, болезненной шуткой, которую она не могла победить и понять.
И смеяться тоже не могла.
Гроттер только плакала и плакала, не в силах больше сдержать собственное отчаянье, которое растерзало её сердце на мелкие клочки.
Больно.
========== Боль сороковая. Осмысление ==========
Гроттер была просто уверена в том, что прежде не до конца понимала всё, что должно было случиться. Ей просто не вкладывалось в голову, что всё то, что происходило, было реальным.