Нарисуй узоры болью...

Владислава

========== Боль пятьдесят шестая. Первая брачная ночь ==========

Кровь всё ещё текла по её запястью. Исцелять, по крайней мере, при священниках, было строго запрещено, и Таня заставила себя воздержаться.

Бейбарсов тоже заблокировал регенерацию – но сейчас, сидя на краешке кровати, бормотал заклинания.

Он исцелял собственную руку, которая уже не поддавалась нормальному магическому заживлению, потому что терпеть не мог бинты.

Отказывался даже тогда, когда они были необходимы.

Таня

остановилась напротив высокого, длиною во весь её рост, зеркала и посмотрела на израненную руку, которая теперь казалась ей отвратительной.

Она умудрилась остановить кровотечение, и даже порез уже успел затянуться, хотя Гроттер и не была некромагиней.

Но на душе раны оставались.

Её платье было всё в бурых пятнах своей и чужой крови, и Таня равнодушно смотрела на них, срывая со своей головы фату.

– Предатель! – закричала она, повторяясь снова и снова и швыряя диадему на пол.

Глеб остановил её коротким заклинанием, поднял и положил на комод, а после подошёл к супруге ближе.

– Сейчас в чём я тебя предал? – тихо поинтересовался он, даже не думая её поцеловать или хотя бы обнять.

Он выпутывал шпильки из волос девушки, освобождая прядь за прядью из глупого плена, и молчал.

Таня была за это благодарна.

– Ты опоздал, - прошипела она. – Ты вынужден был прийти раньше, а не заставлять меня краснеть перед ними.

– Ты не краснела, - равнодушно промолвил Бейбарсов. – Прежде я думал, что ты её полная противоположность, но ты такая же, как и она.

Татьяна – то ли Гроттер, то ли та, что стала Чумой-дель-Торт и, возможно, имела идентичную фамилию.

Жестокость.

Её имя – несмотря на все переводы, - почему-то звучало именно так. И все семейные ценности и пророчества – всё это было пустыми словами, на которые не следовало обращать никакого внимания.

Её имя было кровавым и покрытым странной пеленой ужаса и неимоверной боли, которой она так сильно опасалась сейчас.

Гроттер не хотелось признавать, что она ненавидела собственное имя. Она не должна была его менять.

– У тебя что-то с нею было? – оглянувшись, поинтересовалась совершенно равнодушно у Бейбарсова Таня. – С Чумой?

– Гроттер, ты издеваешься, или как? – на мгновение он вышел из своего состояния вечной апатии и рассмеялся.

– Было или нет?

– Гроттер, ты её видела? – вновь обратился к Тане по фамилии некромаг. – Ты как себе это представляешь?

Таня не представляла. Чума была отвратительной, гадкой старухой, Бейбарсов – молодым мужчиной, привлекательным и способным тянуть за собой толпы девиц. Предположение теперь казалось Тане неимоверно глупым, но она не стремилась от него так быстро и просто отказываться.

– Ну, она же вселялась в разных девушек.

–

В Провидиц, - кивнул Бейбарсов. – Заметь, я об этом прекрасно знал, поэтому предположительно единственной провидицей, с которой я спал, была ты.

– А если она овладевала мной?

– Ты выпадала в транс, свойственный подобному состоянию, только один раз, - покачал головой Глеб. – Но ты выжила.

Таня кивнула. Это было сущим бредом, и она не должна была ревновать своего новоявленного супруга ко всему.

Она просто не имела на это права.

Бейбарсов не был прямо уж таким и оплотом верности и светлых чувств, но, тем не менее, он предавал её… не так.

У него было миллион других способов, как разрезать её душу на две части, и физическая измена временно в них не входила.

– И много же у тебя было девушек?

Этот вопрос прозвучал глупо, и, кажется, Таня уже задавала его, хотя сказать, когда именно это случилось, она не могла.

– Много, - кивнул Бейбарсов. – Но я их предположительно не считал, а фамилии не записывал в реестр.

– Я не собираюсь их искать.

Гроттер прекрасно понимала, что Бейбарсову наплевать на её чувства – равно, как и ей самой на его.

Они получали удовольствие от того, что были просто взаимно жестоки друг к другу и не пытались ничего…

Ничего исправить.

Глеб усмехнулся, рассматривая её и останавливаясь взглядом на бурых пятнах крови, но ничего не говорил.

Таня тоже молчала.

Она смотрела, и слишком внимательно, наверное, смотрела на то, как её собственные рыжие волосы разметались по плечам.

Булавки, украшенные жемчужинами, лежали где-то рядом с диадемой, и без них Гроттер чувствовала себя естественнее.

Она улыбнулась собственному отражению и потянула за какой-то маленький кончик нитки, развязывая практически невидимый узелок.

Он повлёк за собой действие механизма.

Платье расстёгивалось практически само – тут не было магии, лишь ловкость рук и никакого мошенничества, но Гроттер всё равно ждала хотя бы мельчайшего интереса во взгляде Бейбарсова.

Платье в алых и бурых пятнах упало к её ногам. Гроттер даже не отвела взгляда от зеркала, словно забыв о всяком понятии стыда.

Нижнее бельё соскользнуло следом – Бейбарсов даже не посмотрел на неё, отставляя собственную окровавленную одежду где-то на полу.

Ритуал должен быть скреплён не только кровью.

Гроттер это почему-то не смущало, но, тем не менее, до конца допустить физическую близость она всё равно не могла.

Она разрывалась на две части.

Две равные половины, в которых не было больше ничего от хорошей, доброй, светленькой Танечки.

Если такая Гроттер вообще когда-то существовала.