Нарисуй узоры болью...

Владислава

Возможно, не просто так она чувствовала, что Бейбарсов остался единственным, кто был частью её семьи.

Но Жанне придётся пожертвовать собой ради того, чтобы кто-то другой был очень, очень счастлив. Она заслужила подобное к себе отношение – как жаль, что Аббатикова сама этого так и не успела осознать.

***

Горгонова чувствовала, что ей не так-то уж и долго осталось идти, но, тем не менее, длинный ряд почерневших от её попыток получить несколько капель энергии кустов свидетельствовал о том, что есть шанс

выжить.

Медузия впитывала всю магию, которую только могла, и это позволяло бороться с тем, что всё ещё жило внутри неё.

– Мы уже практически дошли, - прошептала она, покосившись на Гробыню. – Смотри, вот он, центр!

Склепова за долгое время успела немного смириться со смертью Гломова, и теперь её месть стала более холодной и расчётливой.

Теперь Гробыня знала, что должна делать, и не собиралась просто так отступать от своей цели – и Горгонова чувствовала, что девушка стала более чем серьёзным противником, но в тот же миг очень даже хорошим союзником.

Сейчас Склепова просто всматривалась в неизвестную пустыню, которая раскинулась перед ними.

Она была огромной.

Казалось, это всего лишь какая-то круглая площадка, окружённая лесом, но, тем не менее, Горгонова чувствовала, что невозможно будет просто так покинуть это место, ступив на него.

Тут не было ничего живого.

Пески переходили, словно волнами, из одного бархана в другой, и огромные песочные горы казались просто-таки убийственными.

– Пустыня, - прошептала Склепова.

– Да. Мы практически подошли к центру, - наконец-то спокойно промолвила Медузия. – Думаю, совсем скоро можно будет переступать черту, но пока что совсем рано это делать.

– У нас почти закончилась вода.

Эти слова наконец-то заставили Горгонову вспомнить о реальности – она и забыла о том, что, пожалуй, людям надо пить.

Медузия понимала, что в пустыни ей будет нечего вытягивать из окружающих её растений, и это немного раздражало.

Возникало впечатление, что весь этот мир способен затопить её своими сплошными песками, и это раздражало.

Девушка склонила голову набок, глядя на Горгонову – и Медузия вновь почувствовала, что Склепова не доверяет ей. Это расстраивало, по кра йней мере, относительно, и ничего не могло вернуть Горгоновой нормальное настроение.

Уверенность в себе постепенно таяла, словно та вода, которая вытекает сквозь ладони.

– Ничего, - наблюдая за тем, как пески взмывают в воздух, гонимые сильным ветром, что никогда не утихал тут, промолвила Медузия. – Через шесть дней наступит окончательная свобода, и всё будет хорошо.

– Не верю, - отрицательно покачала головой Гробыня. – Мне кажется, тут вообще никогда ничего не может быть хорошо.

Горгонова хрипловато рассмеялась.

Ей показалось, что на самом-то деле не осталось совершенно ничего хорошего в этом потоке мыслей и жизни.

Может

быть, следовало попытаться вернуться к реальности и хотя бы немного отреагировать на происходящее, но, тем не менее, Медузия не хотела этого делать – она чувствовала себя блаженной.

– Наверное, так ощущают себя Провидицы, - наконец-то выдохнула Горгонова, не обращая внимания на то, что её могут услышать.

Гробыня удивлённо покосилась на свою спутницу, но промолчала.

– Я пока что не вижу причин отправляться в пустыню, - наконец-то промолвила она. – Какой бы там центр там не лежал, я всё равно не хочу туда идти, - девушка устроилась на земле, скользя кончиками пальцев по травинкам.

Возможно, она была права.

Пустыню от прекрасного леса отсекала словно какая-то тонкая линия, за которую не мог переступить ни один стебелёк.

Это была магия, магия сильная и невероятно серьёзная – и купол можно было увидеть даже по тому, как сформировался ряд последних деревьев, словно охраняющий вход в лес и не пускающий сюда пустыню.

Ни одна песчинка так и не долетела к Горгоновой и Гробыне – словно их что-то охраняло, какая-то невидимая преграда.

– Оттуда можно выбраться только телепортом, - наконец-то промолвила Медузия. – Я видела уже однажды такое поле.

Она не просто его видела, она его создавала – и это были те игры, тот “Тибидохс”, на котором умудрилась не погибнуть, но умереть Чума-дель-Торт.

Увы, она так и не сумела распрощаться с жизнью окончательно, и сейчас создала такое количество проблем.

Это было достаточно жутко, и не оставалось ни единого выхода, кроме как попытаться победить здесь.

Медузия верила до сих пор, что ей позволят это сделать и что она наконец-то сможет, скорее всего, оказаться счастливой – может быть, в этом есть определённый оттенок смысла, хотя на оный не следует надеяться.

Всё будет хорошо.

Когда-то.

– Знаешь, думаю, следует наполнить фляги водой, - забыв о том, что фляг у них не было, прошептала Горгонова.

Она тоже легла прямо на землю и посмотрела на солнце, которое стремительно пряталось за какими-то тучами.

Всё будет хорошо.

***

Аббатикова ещё раз пересмотрела собственный вариант послания от Чумы, на котором значилось всего два слова.

Что за жизнь?

Она равнодушно рассматривала это самое холодное “убить девчонку” и перебирала кандидатов на смерть.

Кто тут остался из женщин?

Медузия отпадала сразу же. Она и без того умирала, к тому же, её вряд ли можно было обозвать девчонкой.

Конечно, Аббатикова и не рискнула бы поткнуться именно к Горгоновой. Та была уже далеко не настолько сильна, как прежде, но всё равно в ней осталась та самая удивительная сила, которая присуща определённым людям. Она бессмертна, а это более чем плохо.