Нарисуй узоры болью...
Шрифт:
У неё не было магии для колдовства, как минимум по той причине, что некромаг ни за что не позволил бы ей получить что-то большее, то, что могло бы наоборот защитить её и принести удачу.
Всё это казалось жестокой игрой, но, впрочем, “Тибидохс” и был играми, страшными и отвратительными.
Играми, в которых видеосъёмка ведётся исключительно для учредительницы, а моменты убийств прокручивают по телевиденью, показывая везде, где только можно показать. Он понимал в это мгновение, что теперь станет виноватым в её смерти, и что он будет тем, кто убил
Он так устал отказываться от того, что на самом деле было бы идеальным решением вопроса, что просто-напросто не стал сдерживать себя в это мгновение, рванувшись к Лотковой.
Она оглянулась и закричала, словно раненный зверь, на бегу умудрившись зацепиться за что-то и полетев на землю.
Ягун смотрел в её льдистые глаза, но не видел того, что было прежде – сплошную ненависть и кровавое зло.
Лоткова попыталась вывернуться, чувствуя, что он слишком крепко сжимает её запястья, а после, умудрившись как-то так изогнуться, что это стало реальным, укусила-таки его за запястье.
Парень сам не знал, насколько это неприятное ощущение – может быть, именно это заставило его реагировать поразительно быстро, а может, он просто слишком сильно её ненавидел сейчас.
Он попытался оттолкнуть Лоткову, но та действительно была не так уж и слаба, как прежде притворялась.
Может быть, следовало поверить в то, что она просто ужасна – ещё с того момента, когда она впервые появилась в его жизни, такая добрая и слабая, неимоверно слабая, не способная к сопротивлению.
Но то, что с неё стало…
Ягун даже сам не помнил, когда ударил её камнем, который сжимал в руке, по голове. В конце концов, тут всё было чередой сплошных смертей, и они существовали исключительно за их счёт.
За счёт боли – потому что смерти уже так сильно вошли в привычку, казались такими желанными.
Ягун сам не понимал, как он умудрился совершить что-то подобное, но чужая смерть невероятно пьянила.
Это было ощущение практически самого настоящего удовольствия, к которому, он, впрочем, не должен был привыкать.
И только спустя мгновение пришло осознание жуткого факта: он убил свою Катю. Его Катя лежит на земле с пробитой головой и больше никогда не поднимется, не улыбнётся и не попытается прикоснуться к нему.
Самое страшное, что на самом деле она этого заслужила: заслужила свою смерть и даже то, чтобы её съели падальщики или какая-то подобная гадость.
***
Жанна тянула время. Ей не нравилось то, что провидица не реагировала на неё и не пыталась защищаться, скорее совсем даже наоборот, это вызывало невероятную ненависть у Аббатиковой.
Она ждала каких-то свидетелей смерти этой девицы.
…Тихие, мягкие, практически кошачьи шаги Аббатикова расслышала, естественно, далеко не сразу. Только в тот момент, когда неизвестный был слишком близко, она резко оглянулась и столкнулась взглядом с Бейбарсовым, который остановился у неё за спиной.
Можно было заподозрить Глеба в чём-то,
А то, что Бейбарсов мог убить её и без оружия – это не казалось важным, потому что, собственно говоря, он мог совершить такое и с большого расстояния, теряя не так уж и много волшебства.
По крайней мере, куда меньше, чем потратила бы на это Аббатикова или даже Свеколт, которая была куда более сильной, чем Жанна.
Глеб всегда казался самым могущественным среди них.
Это вызывало зависть, но Аббатикова старалась прежде игнорировать подобное.
…Они находились посреди зелёного поля, которое, впрочем, должно было скоро прерваться на пустыню.
– Видишь, я всё-таки поймала её, - довольно сообщила Жанна, которая, кажется, собиралась продемонстрировать собственное превосходство и была неимоверно довольна тем, что сумела всё-таки сделать. Это было достаточно значительным фактом, наверное, и следовало смириться с ним раз и навсегда – так было правильно, разве что, если немного больше простить.
Сколько страха вокруг.
– Поймала, - кивнул Бейбарсов. – Удивительно, ты начинаешь уже гордиться тем, что умудрилась поймать обыкновенную провидицу.
– Да, но…
Жанна запнулась. Кажется, только сейчас она осознала, что Гроттер совершенно никак не могла ей противостоять.
Тем не менее, проклятая девчонка продолжала вести себя так, словно в её действиях был определённый смысл, словно она ещё могла себя спасти, себя, свою жалкую жизнь, то, что её окружало.
Жанну это раздражало. Аббатикова была преисполнена ненависти – вот только теперь это казалось логичным; девушка смотрела на ковёр цветов, синих, красных, белых и жёлтых, рассматривала зелёную траву.
Это было правильно – поступать подобным образом.
– Я выполняю определённый приказ со стороны Чумы, - наконец-то сообщила Жанна. – Она ведь просила убить девчонку.
– А если другую? – вдруг весело рассмеялся Бейбарсов. – Эх, Жанна-Жанна, ты всегда так неосторожна с приказами.
– Не другую, - упрямо повторила Аббатикова. – Эта слишком сильно отличается от всех остальных. Ты только посмотри на неё!
Бейбарсов и смотрел.
Он скользил внимательным взглядом по длинным рыжим волосам, по зелёным глазам, и почему-то Жанна вспомнила, как Глеб со смехом говорил ей, что ему нравятся рыжеволосые – только не крашенные.
Правда, он ещё добавлял, что девушка, которая ему даже до плеча не достаёт, вызывает у него только раздражение – тем не менее, Гроттер казалась достаточно высокой, чтобы преодолеть этот барьер.
А то, что Бейбарсов всё равно был намного выше – уже не считалось; Жанну раздражало даже то, что Таня хоть в чём-то смогла её переиграть.
Проклятая Провидица внезапно начала вызывать определённое раздражение, да и вообще что-то такое, что слишком сильно напоминало отчаянную ревность. Наверное, не следовало поступать подобным образом, но всё же Жанна не могла просто так позволить себе отступить.