Нарисую себе счастье
Шрифт:
— Вензеля, — буркнула я нехотя. — Для Марка и Ольги. Именной сервиз. Ни у кого такого больше не будет.
— Мысль любопытная, только перебьются. Шиш им, а не подарки. Что еще есть? О, а это зачем?
— Ну вы стекло цветное хотели, а что из него, стаканы и графины делать?
— Бутылки. Для вина дорогого. У меня и заказчики есть. Гальянов хотел игристое в цветном стекле продавать.
— Ну вот и кубки к бутылке приложите, как бы в подарок. Бокалы хороши тонким стеклом и изяществом, а кубки — они роскошные. И звенят. Можно золотые ободки сделать, будет броско.
— Броско… — пробормотал Казимир, почесав нос. —
— Так сделайте отдельно, — пожала я плечами. — И приляпайте. Лишнее потом уберете. Вы же маг в конце концов.
— Как у тебя все просто!
— А какой смысл усложнять?
Впервые за сегодняшний день я увидела на лице Казимира улыбку. Настоящую, искреннюю, светлую. Работа делает его счастливым. И это прекрасно.
Глава 10. Приятные хлопоты
Следующий день начался с разъездов. Казимир велел мне ехать в Большеград, в библиотеку при Университете, взять там подборку Северного вестника и полистать. Узнать, какие есть на Севере заводы стекольные и фарфоровые, заодно приметить, нет ли чего нового в сфере техномагии. Наш Хозяин оказался большим поклонником инженерных изобретений. Он мечтал, чтобы построили, наконец, железную дорогу. Жаль только, не доживет.
Еще мне нужно было попросить тиражи Буйских новостей и Лесных известий за пять последних лет. Кажется, кто-то продавал песок и глину, Казимир точно помнил, что была статья, но тогда не заинтересовался. Сейчас же нужно было найти эту заметку и потом отправить запрос по указанному адресу. Может статься, что дешевле и быстрее глину покупать на стороне, чем бесконечно укреплять берег реки, рискуя жизнью и здоровьем рабочих.
Ну и вдобавок следовало купить себе теплую одежду. Но сначала, разумеется, заехать к семье и сообщить, что я в порядке.
За день я со всеми делами не управилась. Пришлось остаться на ночь в Большеграде. Думала, чтобы сэкономить, напроситься в гости к доктору Пиляеву, чай не чужие же люди, но дверь его дома открыл незнакомый молодой человек, сообщивший, что места нету. Он тут сам гостит. Что же, нет так нет. Остановилась в гостинице.
Новая жизнь и интересные поручения нравились мне чрезвычайно. Мир словно раздвинул для меня свои границы. Я с удовольствием прогулялась по ночному городу, поглазела на газовые фонари, выпила чаю в кондитерской лавке. Одна гуляла (матушка узнает — ругаться будет), Ермол попросился к каким-то своим старым друзьям. Страшно не было, на каждом углу — шальварщики.
Любопытно было и в библиотеке. Газеты увлекали, я то и дело зачитывалась статьями вместо того, чтобы пролистывать ненужное. Сколько, оказывается, всего за последние годы произошло! Самое страшное на Севере случилось, там революционеры государев дворец взорвали! А в нашей деревне о таком ужасе и не слыхивали… А зачем подорвали? Кого хотели напугать? Чего у государя требовали? Ответа я не нашла. Нужно у Казимира спросить, он умный, знает, наверное.
Многое из газет узнать можно. Например, доктора Синегорского в Буйске весьма любили. Чуть ли не каждую неделю кто-то его в заметках благодарил. А супруга его, Милана Матвеевна, оказывается, орден государев получила за участие в строительстве зеркалографа.
Ну,
Разумеется, про глину тоже нашла и тщательно заметку переписала. А потом попросила у библиотекаря дать мне “Большеградские хроники” примерно двадцатилетней давности. Тот покряхтел и спросил:
— А чего там надобно-то? Точно ли искать надо?
— Хочу узнать, как Казимир Долохов сиротой остался, — тихо сказала я.
— Охо-хо. Это март месяц был, кажется. Помню-помню. Сейчас принесу.
Я сидела тихо как мышка. И зачем мне это? Верно, любопытство глупое. Можно ведь у Казимира напрямую спросить. Или у Ольги. Но страшно.
Заметка оказалась совсем маленькой. Нападение на экипаж. Чета Долоховых застрелена, пропали деньги и драгоценности. Сын их серьезно ранен. Трехмесячную девочку грабители не тронули, не то пожалели, не то поняли, что все равно младенец никому ничего рассказать не сможет. Потом убивцев нашли. Кучер на легкие деньги польстился. Оказывается, Долоховы ехали в Большеград, в Университет. Юный Казимир собирался получать образование. Было ему всего пятнадцать.
Отдав газету и поблагодарив библиотекаря, я вышла на улицу. Хотелось плакать. Что чувствовал мальчик, в один миг переживший такой ужас? Как нашел силы жить дальше, дышать, творить? Сестру вон вырастил. И кстати, не такой уж он и старый, как я полагала. Ольге сколько, двадцать? Выходит, что Казимиру тридцать пять. Борода у него просто дурацкая, а что волосы с проседью, так надо полагать — как раз с пятнадцати лет. А еще он на медведя похож немного.
Что же, дела мои в городе были закончены. Оставалось только забрать в аптеке травяные сборы для Казимира и для матушки, купить в лавке старьевщика теплых вещей и… точно, чай же! Ну, тут сложного ничего не было. Я просто попросила Ермола отвезти меня в лавку, куда Ольга постоянно ходила, и там объяснила хозяину, что теперь я чай покупать буду. Да, тот же самый. И кофию тоже нужно. В зернах. Специи? Не уверена, потом приеду, когда у меня деньги будут на такие дорогие покупки.
— А вон там посудная лавка Долоховых, — сказал мне Ермол. — Хочешь заглянуть?
Разумеется, я хотела! Как раз и узнаю, что лучше продается.
В лавку меня пускать не хотели, сказали, что у меня все равно денег нет на фарфоровые сервизы. Очень хорошо, я запомню и Хозяину передам.
— Глаза разуй, я помощник Долохова, — сердито сказала приказчику. — Вон, бричка его, кучер его.
— Первый раз тебя вижу, — ответил хмурый тощий мужчина в черном. — Врешь, поди.
— А ты у Ермола спроси.
— И спрошу.
Вышел, поговорил с кучером, вернулся уже с фальшивой улыбкой на лице.
— Прощения прошу, не знал, не предупрежден. Чего юный господин желает?
— Отчеты по продажам за последние три месяца, — неожиданно для себя ляпнула я. — Что, сколько и за какую цену продано. И список пожеланий.
Лицо приказчика искривилось еще больше, но я сделала вид строгий и уверенный.
— Как мне вас величать?
— Маруш. Можно — Маруш Игнатьевич. А вы?
— Ерофей Жданович. Чаю хотите?