Народ, или Когда-то мы были дельфинами.
Шрифт:
Пилу сморщил лоб, напряжённо думая.
— А три человека тогда что?
— Народ побольше. Давай пойдём за ними… только осторожно.
«И во второй раз она спасла меня от Локахи», — подумал он, когда они пустились в путь, бесшумно, как призраки под дождём. Он тогда проснулся, и в голове у него не было ничего, кроме серебряных рыб, и старуха ему всё рассказала. Он бежал к белому городу на морском дне, а потом там оказалась Дафна. Она вытянула его наверх, обогнав Локаху. Даже на мудрую женщину это произвело впечатление.
У девочки-призрака
Нет, совершенно незачем за ней красться. Он и так знал, куда она пойдёт. Он смотрел на бледнеющий в сумерках силуэт: она вела тех двоих по тропе вниз, в Женскую деревню.
«Интересно, есть здесь кто-нибудь?» — подумала Дафна. Она видела миссис Бурбур наверху, у пещеры. Все, кто мог ходить, пошли наверх. Только в дальних хижинах лежали больные. Придётся соблюдать осторожность.
Она зажгла пучок сухой травы от костра, горевшего у хижины, и засветила одну из ламп, принесённых с «Джуди». Дафна делала всё очень осторожно, рассчитывая каждое движение, — ей не хотелось думать о том, что она сделает потом. Нужно разделиться на две несообщающиеся половинки. Всё равно у неё тряслись руки, но любая девочка имеет право на дрожь в руках, если двое мужчин наставили на неё пистолеты.
— Садитесь, пожалуйста, — сказала она. — Циновки хоть как-то лучше голой земли.
— Премного благодарен, — сказал Поулгрейв, оглядывая хижину.
У Дафны чуть не разорвалось сердце. Когда-то какая-то женщина учила этого человека хорошим манерам. А он вместо благодарности вырос вором, подхалимом и убийцей. И сейчас, когда он боится и ему не по себе, крупица настоящей вежливости выплыла из глубин, как чистый прозрачный пузырик из болотной трясины. Это не облегчало дела.
Фокслип только хрюкнул и сел, прислонившись спиной к внутренней стене хижины — скальной стенке.
— Это ловушка, а? — спросил он.
— Нет. Вы же заставили меня поклясться жизнью матери, — холодно сказала Дафна и подумала: «И это был грех. Даже если у вас нету вообще никакого бога, это грех. Некоторые вещи сами по себе грех. А я собираюсь вас убить, и это тоже смертный грех. Но с виду это не будет похоже на убийство».
— Не хотите ли пива? — спросила она.
— Пива? — повторил Фокслип. — Здесь есть настоящее пиво?
— Ну, нечто подобное. Во всяком случае, демонский напиток. Я всё время готовлю свежее.
— Ты варишь пиво? Но ты же из благородных! — воскликнул Поулгрейв.
— Может быть, я варю благородное пиво, — сказала Дафна. — Порой приходится делать то, что нужно. Так дать вам пива?
— Она хочет нас отравить! — сказал Поулгрейв. — Это ловушка!
— Да, принцесса, мы выпьем пива, — согласился Фокслип, — но сначала поглядим, как ты сама будешь его пить. Мы, знаешь ли, не вчера на свет родились.
Он подмигнул ей — вышла неприятная гримаса, полная коварства, зловредная и безо
Да, барышня. Ты позаботься о нас, а мы уж позаботимся о тебе, когда дружки Кокса, людоеды, явятся на пикник! — сказал Поулгрейв.
Выходя наружу, Дафна слышала, как Фокслип шипит на Поулгрейва. Впрочем, она и так ни на минуту не поверила, что они собирались её «спасти». Значит, Кокс нашёл охотников за черепами? Интересно, кого из них следует пожалеть?
Она пошла в соседнюю хижину, где варилось пиво, сняла с полки три кокосовые скорлупы с пузырящейся жидкостью и старательно выудила плавающие на поверхности трупики мух.
«То, что я задумала, не убийство, — сказала она себе. — Убийство — грех. Это не будет убийством».
Фокслип, конечно, сначала заставит её тоже выпить пива, чтобы убедиться, что оно не отравлено. А ведь до сих пор она никогда много не пила — только по чуть-чуть, когда экспериментировала с новыми рецептами.
Бабушка говорила, что одна капля демонского питья лишает человека разума. Человек опускается, пренебрегает родительским долгом, разрушает свою семью и многое другое. Но ведь это пиво делала сама Дафна. Это не фабричное пиво, в которое могли насовать что угодно. Это пиво сделано из хорошего, качественного… яда.
Дафна вернулась, балансируя тремя широкими, мелкими глиняными чашками, и поставила их на пол между циновками.
— Так, вижу, у тебя отличные кокосы, — сказал Фокслип свойственным ему отвратительным, недружелюбным «дружелюбным» тоном. — Но вот чего, барышня. Ну-ка перемешай пиво, чтоб мы пили одно и то же, слышишь?
Дафна пожала плечами и повиновалась под пристальными взглядами мужчин.
— Похоже на лошадиную мочу, — заметил Поулгрейв.
— Ну, лошадиная моча — это не так уж плохо, — сказал Фокслип.
Он взял стоявшую перед ним чашу, посмотрел на чашу, стоявшую перед Дафной, поколебался, а потом неприятно ухмыльнулся.
— Надо полагать, у тебя хватило ума не отравить свою чашку, думая, что мы их поменяем, — сказал он. — Ну-ка, пей, принцесса!
— Да, за папу, за маму! — подхватил Поулгрейв. Опять словно крохотная стрела пронзила сердце Дафны. Так всегда говорила мама, уговаривая её не оставлять брокколи на тарелке. Вспоминать было больно.
— Пиво одно и то же во всех трёх чашах. Вы же заставили меня поклясться.
— Я сказал — пей!
Дафна плюнула в свою чашку и запела пивную песню — островной вариант, а не свой собственный. Она подозревала, что песня про барашка сейчас будет неуместна.
И вот она запела песню о четырёх братьях, и поскольку большая часть её мыслей была занята этой песней, меньшая часть услужливо подсказала: воздух — это планета Юпитер, а наука утверждает, что эта планета состоит из газов. Какое удивительное совпадение! Дафна запнулась и не сразу собралась с мыслями, чтобы продолжить: в каком-то закоулке мозга сидело беспокойство из-за того, что она собиралась сделать.