Нарушенное время Марса
Шрифт:
Тем не менее, она выслушала, так как не было иного выбор. Это было в ее натуре.
Постепенно из монотонного бормотания доктора Глоба она стала понимать, что тот пытался объяснить. Совершенно ясно, что он имел зуб на Арни. Но, кроме этого, было что-то еще.
«Доктор Глоб представляет собой странную смесь идеализма и ребячьей зависти: удивительный род людской», — слушая его речь, думала Анна Эстергази.
— Да, — заметила она, — это похоже на Арни.
— Я думал обратиться в полицию… — вдруг заявил Глоб, — или к властям
В десять утра того же дня Арни Котт переступил порог офиса И-компании в Банчвуд-Парке. Долговязый смышленый китаец лет сорока подошел к нему и спросил о цели визита.
— Меня зовут мистер И.
Они пожали друг друг руки.
— Я хочу поговорить о Болене, которого вы ко мне направили.
— Конечно, конечно. Ведь он высококвалифицированный специалист?
Естественно. — Мистер И заговорил с истинной китайской осторожностью.
— Он мне так понравился, что я хочу взять его к себе на работу. Арни достал чековую книжку. — Сколько это будет стоить?
— Ох, мы так дорожили услугами мистера Болена… — всплескивая руками, запротестовал мистер И. — Нет, сэр, мы можем только временно откомандировать его к вам, но ни за что на свете не расстанемся с ним.
— Назовите мне цену, — сказал Арни и про себя добавил:
— «Ты тощая продувная бестия».
— Расстаться с мистером Боленом? Но нам некем заменить его!
Арни терпеливо ждал.
Учитывая настойчивость пришедшего, мистер И наконец сказал:
— Полагаю, что возможно поднять наши записи. Но потребуется длительное время, чтобы оценить даже приблизительную стоимость мистера Болена.
Арни продолжал молчать с чековой книжкой в руках.
Купив трудовой контракт Джека Болена, Арни Котт полетел в Левистоун домой. Он обнаружил Гелио вместе с Манфредом в гостиной, где бликман громко вслух читал мальчику книжку.
— Что значат ваши ритуальные заклинания? — спросил Арни.
Опуская книжку на колени, Гелио ответил:
— У ребенка задержка речи, с которой я борюсь.
— Дубина! — сказал Арни. — Тебе не справиться с этим. — Он снял пальто и протянул его Гелио. Помедлив, с явной неохотой, бликман отложил книжку, принял пальто и отправился повесить его в платяной шкаф.
Казалось, уголком глаза Манфред наблюдал за Арни.
— Как дела, малыш? — сказал Арни дружелюбно. Он похлопал мальчика по спине. — Послушай, хочешь обратно в дурдом, в этот отвратительный лагерь?
Или хочешь остаться со мной? Даю тебе десять минут на размышление.
Про себя же Арни думал: «Ты останешься со мной, не имеет значения, что ты сам решишь. Ты — всего лишь сумасшедший немой „фрукт“, постоянно танцующий на цыпочках, не разговаривающий и никого не замечающий. И ты обладаешь талантом предвидения будущего, он заключен в твоих растительных мозгах, и ты вчера ночью это убедительно доказал».
Вернувшийся
— Он хочет остаться с вами, Господин.
— Конечно, хочет, — сказал Арни с удовольствием.
— Его мысли, — продолжал Гелио, — также ясны и понятны для меня, как мои — для него. Мы оба — заключенные на враждебной земле, Господин.
Арни долго и громко смеялся в ответ на речи бликмана.
— Истина всегда забавляет невежду, — философски произнес Гелио.
— Хорошо, — согласился Арни, — пусть я — невежда. Я только что получил пинок от тебя, похожего на этого «повернутого» ребенка, вот и все.
Не обижайся. Так ты чувствуешь нечто сходное с ним? Неудивительно. — Он подобрал книгу, которую читал Гелио. — Паскаль, «Письма провинциала».
Клянусь распятием, какой смысл в чтении этой книги? Ты понимаешь, что здесь написано?
— Ритмы, — терпеливо объяснил Гелио. Великая проза написана размеренной речью, которая привлекает ребенка и удерживает его рассеянное внимание.
— Почему оно рассеянное?
— От ужаса.
— Ужас чего?
— Смерти, — ответил Гелиогабал.
Арни помрачнел и сказал:
— Его смерти? Или смерти вообще?
— Мальчик осознает себя глубоким стариком, полуживым, находящимся в доме для престарелых, в заведении, которое он безумно ненавидит. Здесь он проводит долгие, пустые, утомительные годы, прикованный к постели, как объект, а не как личность, оставаясь живым благодаря дурацким законам.
Пытаясь остановить свой взгляд в настоящем, он почти сразу бывает поражен ужасной картиной будущего.
— Расскажи мне об этом доме престарелых, — попросил Арни.
— Его должны скоро построить, — сказал Гелио. — Не для этой цели, а как огромную ночлежку для иммигрантов на Марс.
— Да, — понимающе произнес Арни. — В горах Рузвельта.
— Люди прибудут, — сказал Гелио, — поселятся, будут жить там и выгонят диких бликманов из их последнего пристанища. В отместку бликманы наложат проклятье на землю и без того бесплодную. Земные переселенцы потерпят неудачу, и их здания будут разрушаться год за годом. Колонисты вернутся на Землю еще быстрее, чем прибыли. Наконец зданию найдут другое применение, оно станет домом для престарелых, для бедных, для дряхлых и немощных.
— А почему он не говорит? Объясни.
— Чтобы избежать ужасного видения, он возвращается к более счастливым дням свой жизни внутри материнского тела, где еще ничего не было — ни изменений, ни времени, ни страданий. Внутриутробная жизнь. Он стремится к единственному счастью, которое ему известно, он отказывается покинуть дорогое для него место.
— Понимаю, — сказал Арни, только наполовину веря бликману.
— Его страдания похожи на страдания других людей. Но в нем они проявляются сильнее, благодаря его сверхзнанию, которого мы лишены. Не удивительно, что он потемнел изнутри.