Наше послевоенное
Шрифт:
По геометрии я тоже взяла последний билет, сказала:
– Ну надо же, опять последний.
– Это же хорошо, когда все повторяется - сказал мне кто-то из комиссии.
– Ну учишь же с первого билета -ответила я, совершенно ничего, кроме того, что сказала я в виду не имела, действительно, учишь с первого билета,
Но Ароныч посадил меня рядом с собой и я отвечала ему тет-а тет, хотя, как идущая на медаль, должна была отвечать у доски.
Я все рассказала, ответила на все его вопросы. Пользуясь тем, что мы беседуем вдвоем, Рыжий устроил мне настоящий
Когда мы подошли к столу, на вопрос как я ответила, он сказал:
– Блестяще!
Экзамен был последний. Я вышла в коридор с пятеркой и с медалью.
Минут через пять за мной вышел Михаил Аронович.
– Какого черта ты тут всех разыграла ,- с негодованием завопил он с порога.- Мы подумали, ты действительно не знаешь билета. Переполошила нас.
– Ну это же не история, не обществоведение, - обиделась я, я и подумать не могла, что вы так меня поймете.
В этот же день экзамен по физике у параллельного класса, из дверей физического кабинета выходит Жанна Мшецян, рослая, красивая девушка с огромными армянскими глазами на пол-лица. В последнее время она нравилась Токмаджану и мы подтрунивали над ним по этому поводу.
Жанка смотрит на меня полными отчаяния взглядом и говорит, прикладывая ладошки к горящим щекам:
– Просто не знаю, что делать. Механика и оптика ну совершенно перепутались в голове, ничего не помню.
В этот момент в дверях кабинета показался физик и я глазами указываю Жанне на присутствие Шоты, чтобы она не очень распиналась перед экзаменом, что ничего не знает.
Жанка испуганно поворачивается и замирает.
– Для Вас, Мшецян, -уничижающим тоном говорит Шота,- доставая свой платок-простынь.
– Для Вас Мшецян- повторят он,-что механика, что оптика- ну совершенно одно и тоже.
И он звучно высмаркивается.
На платье для выпускного вечера мама купила мне гипюр и портниха, которая жила в соседнем доме сшила мне платье, а вот туфли купить не удалось и пришлось попросить у Гали, жены Резо туфельки на высоком каблуке на прокат на один вечер.
Зойка была в красивом капроном платье, тоже белом, но чехол был с отливом, а Нельке ее мама сшила платье из розового капрона, очень красивое. Наряды остальных не помню.
Мы долго собирались на вечер и опоздали. Когда наша троица и Нанули, наконец, заявились, Арут сказал:
– Ходят слухи, что некоторые на выпускной вечер собираются дольше, чем на свадьбу.
Вечер и танцы не помню.
Кроме нас и родителей, которые ушли рано, были Вовка Ступин и Сулико Манцкава. Помню свое умиротворенное, усталое настроение утром после выпускного бала, когда мы идем встречать рассвет на бульвар.
Бросив туфли на асфальт, мы бегом по сырым от росы камням побежали к морю намочить ноги. Нельку Алик не пустил, побоялся, что она простынет.
Во время прогулки по бульвару было прохладно. Многие девочки были в мужских пиджаках. Я попросила Сулико дать мне пиджак, но он не дал, помотал головой. Я растерялась и рассердилась. Из-за него я не могла раздеть кого-нибудь из ребят, дабы не ставить
Выручил меня Арут, который услышал отказ Сулико. Он тут же снял пиджак и надел его на меня.
– Когда девушка просит, надо обязательно выполнить ее просьбу, - строго сказал он Манцкава. Я была очень благодарна Аруту, он не дал испортить мне конец вечера, вернее утро.
Позднее Зойка объяснила поведение Манцкава так:
– Он почувствовал, что ты все, уезжаешь и навсегда и не переживаешь из-за разлуки и обиделся и обидел тебя, чтобы ты это почувствовала.
– Все равно, это свинство с его стороны -не согласилась я.
Утром, сразу после выпускного вечера, Алик с Нелли пошли к его родителям просить благословения на брак, они хотели пожениться. Но родители Алика не позволили жениться сыну в 18 лет и предложили проверить свои чувства.
– У тебя впереди большая жизнь, поезжай в Одессу, осмотрись, подумай, тебе рано связывать себя узами брака.
И Нелли с Аликом расстались. Мне, занятой своими планами на будущее, тревогой перед поступлением в облюбованный ВУЗ, решение родителей Алика не показалось жестоким, но на самом деле молодость, расстояние, распущенные девицы Одессы, наверняка неравнодушные к красивому темпераментному грузину из обеспеченной семьи - все это играло против их любви. О том, что между Аликом и Нелли произошел разрыв, мне расскажет Софа, когда я приеду на зимние каникулы домой в Батуми.
Мы с Зойкой вдвоем сфотографировались в выпускных платьях.
Начало лета 1965 года. Жуткая жара. Я стою на углу Шаумяна и Цхакая со своим новоявленным поклонником.
Подцепила я его так. Мы с Зойкой, гуляя вдвоем по бульвару после сдачи очередного экзамена, встретили ее знакомых из пятой школы - очаровательную, синеглазую, очень смешливую девочку Надю и с ней парня, ее товарища, Шурика.
Мы с Зойкой были в приподнятом настроении, много смеялись, я изощрялась в остротах, Надя подхватывала, Шурик тоже был на высоте, вечер прошел удачно. Надо сказать, что я приняла их не за одноклассников, а за пару, я думала, что они дружили, но оказалось, что Надя влюблена в другого, который учится где-то далеко и она по нему скучает, а Шурка после этого вечера решил подрулить ко мне. Без Нади, в свете яркого дня он оказался довольно занудливым парнем, мне было с ним скучно. Он оказался двоюродным племянником тети Агнессы, врача, которая меня оперировала. Батуми маленький городок, все армяне тут в родстве, а он был по отцу армянин.
Шурка беседует со мной о музыке. Он говорит и говорит о пластинках, о Рихтере, о первом концерте Чайковского, а у меня от жары и усталости подкашиваются ноги.
Я ничего не понимаю в музыке, это разговор не для меня, а для Зойки, но Шурику это все равно, он хочет блеснуть передо мной своей эрудицией.
Мы идем вместе от самого моря, и сейчас ему в одну сторону, а ему в другую.
Если я его прерву и начну прощаться, он тут же скажет:
– Пойдем, я тебя провожу, а именно этого я не хочу.