Наши на острове
Шрифт:
К литовцам Марюс обращался по-литовски (что было очень хорошо для меня), ко всем остальным – по-английски, а так как я хорошо говорил по-польски, прекрасно знал русский, то вызвался побыть переводчиком для поляков и латышей, чем очень быстро расположил к себе всю компанию новичков.
Не у дел остался только тимориец, который лишь хлопал своими испуганными большими глазами и на всё, о чём бы его ни спрашивали, бойко, как в армии, отвечал:
– Да, мой друг, – по-английски.
В автобусе нас уже ждали ещё человек десять, это были постоянные работники агентства, которые на местном эмигрантском жаргоне имели шифты. От английского shift,
Автобус, к которому мы подошли, был двухэтажный, видавший виды ломач, взятый напрокат, наверное, из какого-нибудь музея Викторианской эпохи, вонял бог весть чем и абсолютно не внушал доверия.
Когда мы наконец уселись, водитель уже в третий раз сверил списки, но на этот раз вместе с обладателями шифта, в обиходе – шифтинингами. Давалось это ему с трудом, так как фамилии подчас попадались действительно тяжеленные. Одно имя тиморийца чего стоило: Целесстино Делакруз Фирейро (как какого-нибудь чилийского наркобарона) – попробуй выговори.
Закончив со списком, он начал пытаться заводить эту двухэтажную рухлядь. Двигатель с пятой попытки, но всё же завёлся, задымил весь, затрясся. В салоне резко запахло горючим и выхлопными газами. Агентство явно экономило деньги на автопарке.
Дорога до фабрики занимала около часа езды. За это время дай, думаю, расспрошу шифтинингов, что это за фабрика и какие там у них правила. Но постоянные работники оказались не особо разговорчивы, держались особняком, молча смотрели в окно автобуса, давая всем своим важным видом понять: знай своё место, новенький, не видишь, с кем разговариваешь, я ведь шифт имею. Одним словом, полноценного и конструктивного разговора не получилось, несмотря на то, что я нашёл среди них и поляков, и латышей, и литовцев.
– Сядь, не ходи по автобусу во время езды, не нарушай правил, а то водителю расскажем, – лишь недовольно ворчали они.
«Ну вот, уже капитализировались», – улыбаясь, подумал я.
Но не стал лезть на рожон, а тихо ушёл в конец автобуса, и устроившись поудобнее на порванной седушке, принялся изучать пейзаж за окном. Но ничего особенного в этом пейзаже не было: ни каких-то необыкновенных красот, которые я ожидал увидеть, ни какой-то яркой природы. А только поля, поля, теплицы, фабрики и ещё раз поля.
Дорога была довольно узкая, явно не экстра-класса, но с хорошей разметкой. Мимо пролетали маленькие деревушки с одной центральной улицей, и мне бросилась в глаза очевидная разница в чистоте и ухоженности между нашим преимущественно эмигрантским городом N и этими чисто английскими поселениями. Все эти деревеньки или, возможно, городки были буквально зализаны до умопомрачительной чистоты, и к тому же ни одного бездомного или праздношатающегося. Всё здесь было чинно, богато, красиво, и архитектура радовала глаз.
Сразу вспомнилась Литва, где на одной улице можно было увидеть и развалюху сороковых годов постройки с покосившимся забором,
Ну почему? Почему наши люди не могут так же красиво, культурно и в достатке жить? Что они, глупей англичан? Не поверю никогда. Потому что мои наблюдения и факты упрямо твердят обратное. Наши люди на голову умней, ответственней и выносливей англичан. Каждый наш человек знал и видал столько, что хватило бы на десятерых англичан. Стоит ли повторять эту общеизвестную истину, что наши люди дадут фору всем, что они лучшие… Но тогда почему мы едем к ним на заработки, а не они к нам? Где этот невидимый ключ и кто его должен повернуть, чтобы наши зажили как здесь, на Западе? В чём проблема? И когда она решится? Может, проблема в образовании? – не верю. Может, в культуре? – тоже не то. А может, в каждом из нас? Но что тогда поменять, что изменить в себе?
Была масса вопросов, но ни одного ясного ответа, и это терзало меня и раздражало.
Но вот мы прибыли на фабрику и, проехав ПП, остановились на спецстоянке для автобусов.
Глава 3
ФАБРИКА
Компания, куда я устроился работать, занималась производством быстрой еды и уже довольно долго, около 30 лет, была на рынке.
Едва мы вышли из автобуса и на нас подул лёгкий ветерок, как тут же в воздухе повис стойкий запах мусорных баков и какой-то падали. Так специфически пахнут все пищевые фабрики Королевства.
Марюс отвёл нас в кантин (от английского canteen – комната отдыха) и, передав нас лидеру, вздохнул с облегчением, что наконец-то от нас избавился, затем собрал дневную смену и сразу же отправился с работниками в автобус.
В кантине помимо автоматов с чаем и кофе обнаружились и автоматы с закусками, бутербродами и сладостями. Всё было очень недорого. На стене висел огромный плазменный телевизор, на столе стояло три микроволновки для разогрева домашней пищи, и в целом в кантине было довольно чисто и уютно. Что-что, а условия для своих рабочих англичане умеют создать и действительно заботятяся об этом, не на словах, как у нас, а практически.
Посидев минут пять, я решил было выпить кофейку из аппарата, но не успел опустить монетку, как передо мной предстал какой-то рыжеватый человек, который осмотрел меня с ног до головы и что-то быстро и оживлённо начал спрашивать по-английски, при этом всё время произнося мои имя и фамилию. Я лишь пожимал плечами в ответ и невинно хлопал глазами, стараясь понять, чего он хочет.
– Может, говоришь по-польски? – на польском спросил он наконец.
– Да, – обрадовался я, а сам думаю: «Теперь карта пойдёт».
– О-о-о, это супер, – продолжал он. – Я Роберт, твой лидер. – И он протянул свою худую, конопатую руку, которую я энергично пожал. – Ты будешь работать в моей команде, пойдём я тебе покажу, что да как.
Не дожидаясь моего ответа, он развернулся и пошагал к выходу. Я за ним.
Пока мы шли с ним до места, Роберт вкратце, но довольно понятно рассказал мне, в чём заключается суть моей работы, с кем мне придётся взаимодействовать, когда перерыв и т. д. Он сразу внушил мне доверие и расположил к себе.