Наши на острове
Шрифт:
После этих недолгих объяснений я с азартом приступил к своим новым обязанностям. Вообще, моя работа заключалась в мойке ящиков, бачков, плёнок, ложек, поварёшек и всего, что требовалось помыть, продезинфицировать и красиво сложить в специально отведённом для этого помещении.
Со мной в команде работали ещё четыре человека. Один литовец с большущим носом по имени Петрас, два тех самых расписных латыша, у которых оказались забавные имена – Дыркис и Мандус. Ну а четвёртым был небезызвестный тимориец Целестино Делакруз Фирейро. Чтобы не ломать язык, я сократил его имя до Цыля – он был не против.
В целом команда подобралась трудоспособная,
На рабочем месте было очень жарко – что-то около 40 градусов. Влажность доходила до 90 процентов, получался этакий аквариум, где вместо рыбок были мы. Плюс постоянный резкий запах всевозможных химикатов, которыми обильно поливали всё, что требовало стерильности.
Часов в цеху не было, поэтому время шло быстро и незаметно.
В девятом часу вечера сквозь жалюзи заглянуло рябое, всё в веснушках лицо Роберта. Поинтересовавшись, всё ли в порядке, он заявил, что у меня и Целестино есть полчаса на перерыв и что мы должны идти в кантин и отдыхать, или, если хотим, можем сходить покурить, одним словом, это было наше свободное время.
Ничего не поделаешь, мы с Целестино пошли в кантин отдыхать свои законные тридцать минут.
Купив холодных бутербродов и чаю, я уселся в уголке возле окна и, жуя бутерброд, стал обдумывать увиденное и пережитое. В целом фабрика мне понравилась, особенно понравилось то, что в мою ночную смену здесь руководили практически одни поляки. Да-да, в Англии, на английской фабрике в основном все менеджеры были поляки. Для меня это было очень удобно, потому что я сам, как уже упоминал, хорошо говорил, сносно читал и писал по-польски. Поэтому не стоит удивляться, что именно мне Роберт буквально через два дня предложил шифт, то есть постоянную работу в его команде, чему я был чрезвычайно рад.
Но помимо того, что я хорошо знал польский язык, я был ещё и отличнейший работник, которому можно было поручить любое задание и быть уверенным, что оно будет сделано качественно и в срок. Сказалась моя бывшая профессия военного – чувство ответственности и выправка делали своё дело, поэтому, несмотря на то, что я не говорил по-английски, я держался на плаву и даже пошёл в гору, став неофициальным лидером у себя в небольшом цеху.
Понемногу я начал адаптироваться к английскому образу жизни и стилю работы. Заимел огромное количество друзей, в основном русскоговорящих латышей и литовцев, но также познакомился и с поляками, и со словаками, и с ребятами со всего земного шара, и это меня очень радовало.
Точно так же, благодаря польскому языку, я через шесть месяцев работы получил свой долгожданный контракт, не без помощи всё того же Роберта. А контракт для эмигранта, как я уже упомянул, это билет в порядочную и достойную жизнь.
Если ты имеешь контракт, банки и кредиторы (а без них в Англии никак нельзя, здесь всем управляют они) смотрят на тебя уже по-другому, начинают ценить тебя как клиента. Повышается твой статус и в среде эмигрантов. Ты уходишь из агентства и уже напрямую сотрудничаешь с администрацией фабрики.
Казалось, что только особые специалисты или знающие хорошо английский получают контракты, но на практике часто бывает наоборот. Бездарность и лодырь какими-то неизвестными путями
Фабрика, где я работал, как, впрочем, и все такого типа фабрики в Англии, была многонациональной. На ней, помимо самих англичан, работали люди восьми национальностей из множества стран. По количеству лидировали, безусловно, поляки (ну что вы хотите, их около тридцати миллионов только в Польше живёт), на втором месте уверенно располагались литовцы (нас везде полно). Может, Google врёт, подумывал я иногда, может, нас не три миллиона, а гораздо больше, иначе как мы можем везде успевать? Третье место на пьедестале я бы смело отдал румынам, и количество этих товарищей с каждым годом только росло.
Следующую строчку можно было выделить для португальцев (никогда бы не подумал, что в Португалии так плохо живётся). Рядышком с португальцами в мой список я бы внёс наших братьев-прибалтов – латышей. Затем скромненько так расположились словаки с тиморийцами. Предпоследнее место можно смело отдавать самим англичанам. Ну и последним в этом импровизированном списке в гордом одиночестве (потому что он действительно был один) ютился русскоговорящий эстонец по имени Женя. Меня весьма интересовало, почему эстонец только один. Они что там, в Эстонии, так хорошо живут?
Однажды я решил погуглить этот вопрос и выяснил, где собака зарыта. Оказалось, что эстонцы также массово эмигрируют. Только маршрут у них другой – всё больше в Скандинавские страны. Какими судьбами сюда занесло этого одного эстонца, оставалось тайной, хотя парень он был отличнейший, русской души, неиспорченный человек.
Так вот, работая в этом коктейле народов, я и познакомился с одним из героев моего рассказа, русскоговорящим литовцем по имени Виталий, с многоговорящей фамилией Блудников.
– Блудников не от слова «блуд», – кричал он иногда в спорах. – А от слова «блуждать», то есть странствовать или путешествовать.
Прежде чем рассказать забавную историю, что с ним приключилась, позвольте мне вкратце описать его и его жену, чтобы было понятно, почему такая история произошла именно с этой парочкой.
Глава 4
СТРАХОВКА
Что касается Виталика, это был наш человек до мозга костей. Когда развалился Советский Союз, он не побежал, подобно большинству литовцев, в паспортный стол и не стал корявить своего имени и фамилии, а оставил прежние. Каким-то ему одному известным чувством он любил Россию и всё русское. Хотя, как и большинство наших, в России ни разу не был и к русским не имел никакого отношения. А с русскими его связывал только язык, который он, собственно, один и знал. По-английски же не говорил абсолютно.
За годы независимости, прожитые в Литве, литовского языка также не усвоил. Образование имел лишь семь классов с хвостиком, но не особо переживал по этому поводу.
– Меня учили как цыгана, – смеясь, рассказывал он. – Научили деньги считать, и хватит. Сказали: а дальше крутись как умеешь, вот я и кручусь.
На фабрике он работал в хозобслуге на конвейерной линии, где я, собственно, с ним и познакомился. Поскольку он был мой земляк, к тому же, как и я, родом из Вильнюса, я быстро нашёл с ним общий язык и даже привязался к нему. Плюс ещё этот невидимый клей под названием «русский язык», который объединял нас, делал своими, появлялись общие темы, дела, интересы.