Наши уже не придут 5
Шрифт:
— Два часа, Pz.Kpfw. IV! — скоординировал Ян наводчика.
— Есть! — ответил тот.
— Мимо, курва-мать! — выкрикнул Скрупский. — Повтори!
— Верхняя полка на исходе! — сообщил заряжающий. — Перекладываю!
Немецкая пехота подползла настолько близко, что уже сама начала применять противотанковые ружья — по башне Vickers’а Скрупского защёлкали пули. Эти тоже не могут ничего сделать современным танкам, но противотанковых ружей, в своё время, наделали столько, что просто жалко списывать.
Любик поджёг ещё один танк, на этот раз Pz.Kpfw. IV, после чего прошёлся по пехоте из спаренного с орудием пулемёта.
Вражеские пикирующие бомбардировщики сбросили на лес зажигательные бомбы.
— Сигнал! — сообщил заряжающий. — Красная ракета!
— Механик, задний ход! — приказал Скрупский.
Согласно плану, кто-то должен будет остаться на передовой, чтобы задержать врага, пока остальные отходят на основную линию, но танков это не касалось. Оставлять танкистов смертниками — это слишком расточительно.
В командирский люк кто-то с силой застучал.
— Ты кто?! — удивился Ян.
— Шершевский! — ответил визитёр. — Запустите на место радиста!
Скрупский открыл люк и сразу же прижался к стенке, чтобы пропустить нового члена экипажа.
Его тёзка, Ян Шершевский, протиснулся в башню, после чего ужом проскочил на свободное место.
— Мне жопу подпалило! — пожаловался он, садясь на пол.
— Остальные?! — спросил Скрупский.
— Нет-нет… — ответил подпоручик Шершевский. — Там всё! Пехоту прижали, танков осталась пара-тройка штук, считая твой! Надо выходить из боя! Была ракета! Я как увидел, сразу к вам ломанулся из траншеи!
— А остальные твои где?! — ответил на это Скрупский.
— Нет больше никого! — ответил Шершевский. — Двое в танке сразу всё, а один в траншее остался!
Танк начал медленно пятиться, на единственной задней передаче, позволяющей ехать со скоростью два километра в час.
Когда они скатились со всхолмья, Довбор развернул танк, а Любик развернул башню назад.
— Пехоту оставляем! — произнёс заряжающий.
— Да нет там почти никого! — ответил на это Шершевский. — Я только что был там! Прибавь ходу!
— На дорогу выезжай! — приказал Ян. — Нужно как можно быстрее занять оборону на основной линии!
— Есть! — ответил подхорунжий Довбор.
На полевой дороге танк развил около сорока километров в час. Немцы стреляли вслед, но ни разу не попали — и так проблема куда-то попасть, а тут ещё и движущаяся мишень…
Основная линия находилась в четырёх километрах от передовой линии и уже наполнялась отступившими подразделениями. Счастливчиков из пехоты эвакуировали на грузовиках, но по дороге Ян видел пехотинцев, отступающих пешком. Их было немного и это, по сути, дезертиры, потому что они просто физически не могли обогнать танк после подачи красной ракеты.
Глядя по сторонам, Ян искал другие танки, но не находил ни одного из своей роты. На линии уже стояли танки из 10-й кавалерийской бригады — видимо, командование ставит на это направление всё.
Но это значит, что северное направление ослаблено и если там прорвутся немцы, то оборона Конина сразу же падёт.
Скрупский не стал останавливаться, а его никто не останавливал — по танку видно, что он прямиком из боя и без боекомплекта и топлива.
Они поехали дальше, в Конин.
— Сразу направляйся на вокзал! — приказал Скрупский, когда они въехали в черту города. — Там поживимся снарядами и топливом,
На дорогах были заторы — население до сих пор эвакуировалось из города.
В один момент Яну надоело жечь остатки топлива и он приказал ехать по тротуару.
Добравшись до вокзала, они со своим танком невольно присоединились к общей толчее. Гражданские стремились попасть на уже переполненные поезда.
— Маршрут «Конин-Варшава», дамы и господа! — саркастичным тоном провозгласил Ян Шершевский. — А вот нам хренушки!
— Займись делом, — сказал ему Скрупский. — Выбирайся из танка и разгоняй толпу — нам срочно нужно на склады!
От основной линии до города они ехали минут двадцать, но из пригорода до вокзала добирались ещё столько же.
— Снаряды есть?! — схватил Ян Шершевский интенданта за ворот. — Есть, спрашиваю?!
— Снарядов навалом, топлива дохера! — ответил тот. — Берите, что хотите! А вот еды и воды нет…
— Вот сука… — с досадой ругнулся подхорунжий Довбор.
— Если у вас найдётся пара пачек сигарет, могу найти кольцо колбасы и две фляги воды, — сделал предложение интендант.
— Всё у тебя есть, мразота… — поморщился Довбор.
— Неси, — вздохнул Скрупский и достал из планшета две непочатые пачки английских сигарет.
Интендант сбегал за товаром, а Скрупский с экипажем занялся загрузкой боеприпасов.
Шершевский сходил на топливный склад, где договорился о заправке танка.
В городе эвакуационный хаос, но интендантская служба не спешит покидать свои посты. Бензин и снаряды они продавать не рискуют, за такое и пристрелить могут, а вот всё остальное — запросто…
Колбасу честно разделили, а воду разлили по личным фляжкам.
Перекусив хоть чем-то, экипаж загрузил боеприпасы в танк, заправил его, после чего поехал обратно на основную линию.
Приказа стоять насмерть никто не отменял…
Примечания:
1 — Интернирование — от лат. internus «внутренний; местный» — это принудительное задержание и изоляция определённой группы людей или военных подразделений во время войны или по политическим причинам. Например, если армия одного государства, например, Польши, пересекла границу нейтральной страны, например СССР, эту армию могут разоружить и закрыть в лагерях, чтобы они не участвовали в войне. Но интернирование может применяться и к гражданским лицам одной из воюющих сторон, которые пересекают границу или находятся на территории нейтральной или воюющей страны. Как, например, лиц японской национальности отправили в лагеря в США — всего 120 тысяч человек, 62% которых имели американское гражданство. В Канаде тоже интернировали японцев, но там вышло всего около 22 тысяч человек. Чисто технически, это были насильственные действия по национальному признаку, но так в неприличном обществе лучше не говорить, а то это не нравится нашим либерахам, которые яростно кидаются на защиту своих настоящих господ, как недавно оказалось, вполне официально кормивших их с обеих рук. Только вот вся эта самоотверженная защита хозяйского имиджа разбивается об один факт: в 1988 году президент Рональд Рейган принёс официальные извинения за это интернирование, вызванное «расовыми предрассудками, военной истерией и ошибками политического руководства», а также назначил компенсацию от государства, что говорит лучше тысячи слов.