Наши уже не придут 6
Шрифт:
— Почти на дне! — ответил бортмеханик. — Осталось около пятидесяти литров в расходном баке! Похоже, что не дотянем до линии фронта!
— Твою мать… — ругнулся командир экипажа. — Штурман, ищи площадку для посадки!
Какой-то из двигателей начал отчётливо чихать.
— Снижаемся на 2000 метров, — произнёс Теодореску. — Есть открытая местность впереди! Ох…
Егор посмотрел на причину вздоха. Это линия фронта. Немецкая полевая ПВО открыла огонь.
— Выхода нет! — ответил на это майор Волков. — Протянем как можно дальше
— Топливо кончилось! Двигатели встали! — доложил бортмеханик.
Скорость упала и самолёт начал планировать.
— Зафиксировать турели! — приказал майор Волков. — Всем закрепиться! Раненого — в хвост!
Помимо сидений, есть спинки для фиксации на стенах. Егор закрепился и затянул ремни. Посадка на планирующем бомбардировщике — это смертельный номер.
Немецкие зенитчики несколько раз попали, но это незначительная мелочь, на фоне того, что будет дальше…
— Выпуск шасси! — приказал командир экипажа.
Бортмеханик метнулся к механическому выпуску. Электричества, по причине отсутствия топлива, нет, поэтому он должен прибегнуть к механическому выпуску — времени мало, но он успевает.
Шасси были успешно выпущены, но сильно на них лучше не рассчитывать, так как посадка будет просто на грунт. С шасси лучше, чем на брюхо, но хорошего тоже мало. Любой случайный валун — и всё…
Бомбардировщик уже практически падал, но, к счастью, не на линию железобетонных надолбов, а сразу после неё.
Наконец, случилось то, к чему пытался приготовиться Богомолов.
Удар!
Колёса шасси коснулись земли и пошли юзом по мягкому грунту. Фюзеляж завибрировал, резкие удары передавались через каркас.
Грохот металла, скрежет, куски обшивки отрываются от корпуса, создавая дополнительные пробоины. Егор начал видеть в пробоину перед собой стремительно мчащуюся мимо зелень.
В один момент раздаётся резкий хруст — одна из стоек ломается.
Бомбардировщик мгновенно заваливается на левое крыло, а затем происходит резкое вращение.
«Сука… Сука… Сука…» — набатом звучало в голове Богомолова. — «Сука… Сука… Сука…»
Самолёт тащило и кружило инерцией, примерно, метров двести или даже триста. А затем он почти плавно остановился.
Егор, вырвавшийся из оцепенения, повернул голову налево. В фонарь кабины затащило молодую ель. Он сразу вспомнил звук разбившейся бутылки, который раздался в ходе этого замысловатого волочения самолёта…
Нос щипало запахом гари. Жжёная резина, масло, пары бензина…
— Все живы?! — вопросил Волков.
— Горючего нет, пожара нет! — доложил бортмеханик.
— Вооружиться и на выход! — скомандовал командир экипажа. — Живее!
Богомолов открыл секцию хранилища и извлёк АГ-37С. Эта версия отличается от армейской лишь тем, что оснащена складным прикладом, без компенсатора отдачи.
Егор подпоясался ремнём с подсумком на четыре магазина, вставил один из магазинов в штурмовую винтовку и взвёл затвор.
—
Вся территория до начала советской линии является вражеской. Нужно добраться до линии колючей проволоки, пересечь её и можно вздыхать спокойно.
— Нам страшно повезло, что мы приземлились здесь, — сказал Аркадиуш Теодореску. — Примерно семь километров до наших.
— Бегом! — приказал командир экипажа.
И они помчались на восток.
Бомбовый прицел Егор уже, фактически уничтожил — противник не должен получить самую секретную часть самолёта.
Это электронно-механическая ЭВМ, делающая прицеливание тривиальной задачей — она получает данные о высоте, скорости и курсе самолёта от специальных датчиков, и автоматически корректирует прицел, на бумаге, обеспечивая точность 5–10 метров кругового рассеивания при сбросе с 3000 метров. С высоты 10 000 метров он должен давать рассеивание около 40–50 метров, но в реальности оно составляет 600–800 метров. Это значит, что о прицельном бомбометании высокой точности можно только мечтать и остаётся только бомбить стратегические объекты по площадям.
Тем не менее, в руки врага это устройство попасть не должно, поэтому есть инструкция: активировать 50-килограммовый заряд тротила, который просто разорвёт не только ЭВМ, но и все специальные датчики и прицельные приспособления.
— Нужно поторопиться! — сказал Егор, бегущий по полю. — До взрыва три минуты!
В небе промчались истребители сопровождения. Ведущий покачал крыльями, а двое ведомых взяли острый угол атаки и открыли огонь по кому-то на западе.
За спиной Егора раздался взрыв — это сработал ликвидационный заряд, уничтоживший кабину бомбардировщика.
Если бы их подбили, и нужно было прыгать с парашютом, пришлось бы задействовать его в воздухе. Всё ради сохранения государственных секретов.
Ни один член экипажа не знает, как именно работает бомбовый прицел и это называется защитой неведением — в плену, даже под пытками, невозможно рассказать того, чего не знаешь.
Корректировками прицелов занимается специальная группа из техперсонала аэродрома и говорят, что это люди из КГБ. Также они следят, чтобы пломбы на прицелах были нетронуты, и за тем, чтобы никто, кроме экипажа бомбардировщика, к ним не приближался.
— «Снегирь-1» на связи! — сообщил радист.
— Давай его сюда! — подошёл к нему майор Волков. — «Снегирь-1», «Клин-1» на связи! Приём!
Командир звена сопровождения сказал что-то.
— «Снегирь-1», «Клин-1», принято, — ответил майор. — Конец связи.
Он вернул наушники радисту.
— За нами погоня — три бронетранспортёра мотострелков и три мотоцикла, — сообщил Волков. — Уже вызвано звено штурмовиков, которые размочалят этих немцев, но лучше бежать быстрее. У кого красные дымовые шашки? Нам нужно пометить себя, чтобы штурмовики не ошиблись.