Наследие Иверийской династии. Господин Демиург
Шрифт:
А для тех, кто эти сказки создавал, любовь оставалась лишь инструментом управления. К сожалению.
– Я пойду, – буркнула я и поплелась к выходу.
– Юна, – окликнула она.
Я резко остановилась. Развернулась с надеждой – вдруг она передумала? Вдруг есть ещё третий, неизвестный нам путь?
Мягкий лунный свет очертил фигуру Лаптолины. Она опустила руки с бумагами и смотрела на меня не меньше минуты. А потом наконец произнесла ровным, отлично поставленным голосом:
– Тебе следует затягивать корсет потуже. Я перестала слышать, как ты в нём задыхаешься.
– Да, госпожа Првленская, –
Глава 2. Больше никаких «но»
Я откинула одеяло. Опустив ноги на пушистый ковёр, сладко потянулась. Комната тонула в тёплых лучах солнца, и в янтарном воздухе разливался аромат цветущего сада: мокрой земли, молодой зелени и немного – океана.
Как и всегда, внизу шумели садовники, доносилась музыка и девичий смех, щебетали птицы. Как и всегда, на тумбочке стояли цитрусовая вода, колокольчик, лежал мой тиаль. Всё в строгом привычном порядке. Подготовленное платье разливалось волнами шёлка в кресле-качалке, на туалетном столике темнела бархотка. Комната ждала моего пробуждения.
– Эсли! – крикнула я, решив пока не звонить в колокольчик.
Накинула на шею шнурок тиаля, ощупала спутанные волосы. Глянула на часы. Они показывали почти пять вечера, и я неожиданно удивилась такому позднему времени, но потом вспомнила, что легла под утро. Перед глазами пронеслись картины вчерашнего дня – Ренуард Батор, Ирб, горящий цирк и ночной разговор с Лаптолиной. Новое постановление Претория и идеальное будущее Кирмоса лин де Блайта… Что-то едкое, ядовитое разлилось в груди, но тревога прошла, едва звонкий голос ворвался в комнату вместе с порывом сквозняка.
– Юна! – в комнату впорхнула довольная Сирена. – О Вейн, как же долго ты спишь! Госпожа Првленская запретила будить тебя до заката, но я больше не могу терпеть!
Она подлетела ко мне, как бабочка – нежно-зелёное платье в тонкую полоску, румяная, улыбчивая – и тут же плюхнулась на кровать, обвила тонкими руками мою талию, прижала к себе, отпрянула. Снова обняла, обдав пудровым ароматом цветов, чмокнула в щёку, рассмеялась.
Сирена стала самим ветром, не иначе! Я улыбнулась ей, не желая портить это чудесное приветствие.
– Ну, рассказывай, – наконец угомонилась она и нарочито поёрзала, устраиваясь удобнее. – Как всё прошло?
– Да, в основном… хорошо, – слукавила я и глотнула освежающего напитка.
Новый день действительно принёс облечение. Моя комната с её невесомым балдахином, огромным шкафом, расписными тарелочками и бесконечными вазами с букетами полевых цветов – никаких роз! – удивительно походила на личную крепость. Всё здесь было родным, знакомым и… понятным. Скучный распорядок академии вдруг представился не болотом, как раньше, а необходимостью, важной частью ритуала по восстановлению душевного спокойствия.
– Мы так переживали, когда консул лин де Блайт отправился тебя искать. Клянусь, мы все думали, что тебя похитил Орден Крона. Или таххарийцы. Или какие-нибудь преступники, обиженные на его милость. Столько кошмарных предположений! – Сирена забрала из моих рук стакан и глотнула сама. – А потом начались обыски в Ирбе. И этот пожар…
–
От подобных разговоров становилось дурно. А я планировала отдаться во власть привычных дел, милого щебета и прогулок. Последние полгода всё это удивительно помогало отвлекаться от гнетущих мыслей.
Наплевав на приличия, я взяла кувшин и приложилась прямо к горлышку. Пить хотелось невероятно!
– Ужа-а-асно?! – сморщила носик подруга. – Юна, да это же потрясающе! И так романтично!
Я поперхнулась и выплюнула часть напитка обратно в кувшин. Косо, из-под упавших на лоб волос глянула на Сирену. Она серьёзно?
– Только представь, как он тебя любит! – закатила глаза серебристая лилия. – До безумия. До крайности. Восхитительно. О-о-о, Юна, я так счастлива за тебя!
Она снова кинулась обниматься, а я тяжело вздохнула. Хоть и покорно приняла радостную нежность Сирены. К сожалению, её восторг разделить было гораздо сложнее. Ведь даже если она права – какой толк от его любви? Или от моей? Это всё блажь, иллюзия, бешеная лошадь, что скинет нас обоих в канаву… Одно незначительное свидание повлияло на судьбу целого города и ещё неизвестно, какими последствиями обернётся для меня самой.
– Спасибо, – только и сказала я, похлопывая подругу по спине.
Солнце отражалось от зеркальных створок шкафа, играло солнечными зайчиками на белоснежном ковре, просачивалось сквозь ткань балдахина, искрилось в воздухе. Уже не знойное, но по-вечернему тёплое, ласковое.
Я закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на стуке сердца Сирены. Вот так всё и будет. Уют. Мягкость. Спокойствие. Не так и уж и тяжело, правда?
– Как там Фидерика? – я поднялась с постели, накинула на плечи кружевную шаль и отвернулась, чтобы спрятать глаза.
– Фиди тоже хотела зайти к тебе, но у неё занятие по магии Нарцины.
– Она осваивается в академии? – руки сами собой перебирали предметы на туалетном столике. – Думаю, мы просто обязаны устроить пикник на троих в беседке Сада Слёз. Скоро выходной и мы вместе с сёстрами поедем в приют «Анна Верте»…
Меня прервал стук в дверь. Обычное дело в Мелироанской академии, но отчего-то я застыла с гребнем в руках и опасливо глянула на Сирену. Она нахмурилась.
– Войдите, – дрогнувшим голосом разрешила я.
– Госпожа Эстель… – засмущалась вошедшая Эсли. Из-за её спины выглядывал любопытный нос Стрилли. – Госпожа Эстель и госпожа Горст, к вам Лаптолина Првленская. Она хочет убедиться, что вы уже проснулись и готовы её принять.
– Готова? – спросила я у всех присутствующих сразу, но прежде всего – у себя.
Но Эсли приняла вопрос за согласие и через мгновение перед нами возникла сама хозяйка обители благочестия. В этот раз Лаптолина не светилась молодостью и аккуратностью. Вместо невесомой лёгкости шёлка на ней было тяжёлое дорожное платьё тёмного, винного цвета, удивительно подчёркивающее возраст. Высокую причёску прикрывала шляпка, в руке расположился внушительного вида ридикюль. Но главное, что было в ней нового, – это непривычная, жутковатая усталость и обречённая сутулость. Как будто всегда строгая, идеально прямая женщина вдруг согнулась, как ивовый прутик.