Наследие
Шрифт:
– После твоих вопросов они сожгут нас как ведьм прямо на пороге нашего дома, – закатила глаза Элисон.
– Может стоить спросить Аарона? – сказал Густав и неловко закашлялся, когда на него уставились две явно забывшие о его присутствии женщины. – Он же Дейли – живет здесь с рождения и больше знает про приход. Не удивлюсь, если ходит в церковь каждое воскресенье.
– Как-нибудь в другой раз, – резко воскликнула Мелоди, но тут же добавила, – Он что-то говорил про евреев, вряд ли воскресные службы его конек.
Открывший было рот Густав не проронил ни слова, поймав взгляд Элисон, предостерегающий, что последнее слово в любом споре
– Для полноты картины ты забыла закатить глаза.
Их разговор и без того бы прервался – позади Мелоди началось движение. Двое нанятых рабочих приготовились проводить Софию в последний путь, в глубокую яму, которая грозила заполниться водой, если в скором времени ее не зароют. Ронан Бондар, хранивший каменное выражение лица на протяжении всего утра, не выдержал и, всхлипнув, уткнулся сыну в грудь. Спина его мелко подрагивала от выплеснувшихся рыданий. Аарон, стоявший неподалеку, кивнул Мелоди и сделал шаг, намереваясь подойти, но девушка тут же отвела взгляд, притворяясь, что ничего не заметила, и вынуждая молодого констебля оставаться на месте. В замершей на кладбище тишине Элисон ощутила острую потребность быть рядом с дочерью, чувствовать тепло ее тела, ее дыхание, ее жизнь. Она тут же обняла Мелоди, взяла у нее зонт и прижала дочь, положа хрупкую голову себе на плечо.
Они простояли так без движения четверть часа, тянувшиеся как вечность. Тихий глухой стук возвестил, что новое пристанище Софии достигло дна ямы, и уже через минуту кладбище заполнилось мерным треском входящих в землю лопат. Тяжелые, черные, пропитанные влагой комья земли возвращались на место, забирая с собой то, что осталось от любимой дочери, сестры, племянницы, подруги. Элисон с тоской подумала, что уже летом земля затянет эту зияющую рану – вырастет молодая трава, обогреваемая солнцем. Природа проще относится к смерти, умеет обновляться, возрождаться и забывать, и только человек научился только одному – жить с раной, которая никогда не заживет.
Когда последняя горсть земли была возвращена на место, а рабочие сложили лопаты, Ронан вытер слезы и, не поднимая покрасневших глаз на присутствующих, взял сына за руку. Лукас, бледный и потерянный, поблагодарил священника и повел отца к церкви, рядом с которой они оставили машину. Прежняя Элисон была бы наполнена негодованием на такое пренебрежение, но сегодняшняя - испытывала только грусть и понимание.
Женщина посмотрела на часы и, убедившись, что едва минул полдень, решила поехать в мастерскую. Мистер Блэкмунд всерьез переживал, что отправил ее по ложному следу, но разве это имеет значение, если все остальные следы завели в тупик?
– Милая, не хочешь немного прокатиться? – спросила она, поглаживая дочь по голове.
– Будем кататься вокруг Уотертона, пока не кончится бензин? – хмыкнула Мелоди. – Можно подумать тут есть куда поехать.
– Отправимся в Пинчер-Крик. Там есть антикварный магазин, и если нам повезет, сможем побольше узнать про шкатулку.
– Значит хорошо, что арендованная машина все еще с нами, – отозвалась Мелоди.
Решив, что присутствие констебля им не помешает, Элисон обернулась, но сзади нее никого не было. Осмотревшись по сторонам, женщина нахмурилась.
– Не видела, куда ушел суперинтендант Рогнхелм? – спросила она у дочери.
– Нет, он все время стоял за нами.
– Я пригласила его на ужин, – задумчиво сказала Элисон,
***
Пинчер-Крик встретил женщин все той же серой промозглой погодой и пустынными улицами. Он мало чем отличался от Уотертона, разве что только количеством зданий и неоновыми вывесками над дверьми кафе, баров и магазинов. В остальном же город настолько не оправдывал свое название в понимании Мелоди, что девушка уткнулась в карту, проверяя, не сбились ли они с пути. Элисон же молчаливо смотрела по сторонам, удивляясь, как медленно течет время в таких тихих местах как это. За время ее жизни в Нью-Йорке мегаполис, именуемый Большим Яблоком, изменился до неузнаваемости, как и она сама. Пинчер-Крик же сохранил тот же облик, как и почти тридцать лет назад, когда женщина увидела его впервые. Вот только о местонахождении антикварного магазина она и понятия не имела.
Машина медленно катилась по улицам, а женщины смотрели по сторонам в поисках нужной вывески или случайного прохожего, способного подсказать дорогу.
– Знаешь, я жила здесь раньше, – нарушила молчание Элисон. – Переехала с родителя из Уотертона еще в детстве, а выбралась, только выйдя замуж за твоего отца.
– Как романтично! Он увез тебя из этой дыры навстречу светлому будущему!
– Вообще-то это я его увезла, – засмеялась Элисон. – Он-то как раз здесь родился и вырос. Можешь сказать спасибо, что не провела детство, посещая приходскую школу.
Мелоди в ответ лишь фыркнула и подхватила звонкий смех матери, но через минуту посмотрела на нее задумчиво и прищурилась.
– Может расскажешь мне почему вы уехали из Уотертона? Почему уехали те, кто остались там после вас, почему Бондары бояться этого места как огня, а София и вовсе решила продать дом...
– Откуда ты это знаешь? – перебила ее Элисон, не отрывая взгляда от проплывающих мимо магазинов.
– Про продажу дома? Священник сказал, сегодня на кладбище, – пожала плечами Мелоди. – Я бы поделилась, но как-то к слову не пришлось.
Девушка хотела добавить что-то еще, но Элисон, издав радостный вопль, уже парковала машину возле «Старого дома». Потертая вывеска, словно дань старине, с которой имели дело владельцы, едва заметно выделялась на фоне жилых домов по обе стороны от магазина.
– Черт подери, я уже решила, что мы тратим время впустую! – воскликнула Элисон и сжала руку Мелоди, заглянув ей в глаза. – Прежде чем мы выйдем под этот сидящий у меня в печенках дождь и ошарашим старьевщика своими погребальными нарядами, я расскажу тебе все, что знаю про Гренхолмов.
Брови на молодом лице мгновенно устремились вверх, не позволяя Мелоди скрыть своих чувств. Она замерла на сидении с протянутой к ремню безопасности рукой, боясь даже дыханием нарушить решимость матери.
– Я родилась в Уотертоне и жила там с родителями и старшей сестрой, Шелби. Мне было десять, когда она умерла при странных обстоятельствах, а отец увез нас в Пинчер-Крик в надежде, что мы сможем жить дальше. Вот только оказалось, что долго и счастливо – это совсем не про нашу семью, – Элисон сглотнула и продолжила. – Спустя десять лет умерла Мария Мартин, живущая в поместье, после нее, еще спустя тринадцать лет смерть добралась и до твоей тети Шарлотты. Теперь София, ее дочь, заняла свое место на кладбище, а все оставшиеся в живых гадают, кто станет следующим.