Наследие
Шрифт:
— Ну, не прикидывайся младенцем! Если эта девчонка узнает, что именно тебе обязана своим спасением, она за тобой пойдет в огонь и в воду.
Лафонтен равнодушно пожал плечами. Ничего он от этой девушки не хотел и планов на будущее, требующих сверхпреданных союзников, не строил.
Верчезе перестал улыбаться и уже без намека на шутку произнес:
— Ты не думаешь, что Первый Трибун будет недоволен таким решением?
— Надеюсь, не настолько, чтобы отменить его?
— Отменить обоснованное решение Стража начальственным росчерком? — хмыкнул Верчезе. — Нет… Не настолько хорошо Дюссо
— Если провинится, — поправил Лафонтен, — тогда и будет, о чем вести речь. Пока что ее единственный грех в том, что она не потеряла совесть.
— Кое-кто считает, что Наблюдателям следует быть похладнокровнее, — произнес Верчезе задумчиво.
— Так пусть этот кое-кто придумает способ разъяснять молодняку разницу между хладнокровием и цинизмом, — не сдержавшись, резко парировал Лафонтен.
Верчезе поднял бровь:
— Есть очень вредная порода людей, которые всегда правы… Ты, случайно, не из таких?
— Надеюсь, что нет.
*
Этой надежде суждено было оправдаться в четвертом деле, случившемся в Глазго.
Здесь в центре внимания оказался журналист-Наблюдатель и подозрения на утечку информации об Ордене. План действий был обычный: прибыть на место, изучить обстоятельства, лично допросить агента Кайла Донахью. С первым сложностей не возникло, со вторым, благодаря участию троих местных «безопасников» — тоже. Но когда настала очередь личной встречи с агентом, все пошло наперекосяк. Неведомо, каким образом, но Донахью об интересе Службы безопасности к своей персоне узнал. А при попытке его даже не взять под арест, а просто подойти и поговорить на загородной заправочной станции, он сразу умчался и устроил засаду на обочине лесной дороги.
Умение убивать мгновенно одним выстрелом Лафонтену пригодилось и здесь, но сначала была перестрелка и прятки за деревьями, оказавшиеся для него и удачными, и несчастливыми сразу. Беда была в том, что он единственный из всех участников дела поймал пулю. Безусловная удача — в том, что пуля, пробив ему правое бедро, не задела кость.
А еще у них на руках остался труп так и не допрошенного журналиста.
Лафонтен покинул Глазго в тот же день с весьма противоречивыми впечатлениями. Выслушивать доклад Верчезе приехал к нему на дом сам: рана ноги оказалась серьезной, а путешествия и перелеты вместо постельного режима только ухудшили ситуацию.
— Что с тобой такое, Антуан? — говорил Верчезе, хмурясь и нервно барабаня пальцами по подлокотнику кресла. — Парень сам нарвался, никакой твоей промашки не было.
— Да. Он нарвался сам, — тихо и упрямо отозвался Лафонтен, сидевший в кресле напротив. — Но как он узнал о моем приезде? Что я не сумел разглядеть вовремя?
— Теперь уже неважно. Расследование закончено.
— Не было никакого расследования, Марко, поймите! Не было! Да, я убил его, но это случайность! Я стрелял, только чтобы не дать ему убить другого человека. Не будь я сам ранен, стрелял бы лучше, взяли бы его живым. А так я ничего не выяснил — в чем он был виноват, что его толкнуло на эту демонстрацию? Или… — он осекся, перехватив
Верчезе, хмурясь, молчал, и Лафонтен медленно кивнул.
— Вот в чем дело! Я должен был решать судьбу человека вслепую, не зная всех обстоятельств? Меня просто использовали… Марко, вы мой шеф, вы знаете меня, как никто — как вы могли?
— Это задание не моя идея, — отозвался Верчезе, потом глянул на него печально и понимающе. — Прости. Иногда мы все делаем то, чего делать не хочется. Тем более при нашей работе.
Лафонтен посмотрел на него, потом со вздохом покачал головой:
— Не заставляйте меня думать, что вы мне солгали.
Верчезе сжал губы и, с досадой поморщившись, провел ладонью по лбу и волосам.
— Я знаю тебя лучше многих, и потому можешь мне поверить — ты последний человек, которому я хотел бы признаваться во лжи. Я тебе не лгал. Но и рассказать, в чем было дело, не могу… Оставим это. У тебя есть месяц отпуска.
Лафонтен так и не узнал, в какую интригу его втянули. Хотя много думал о деле, которое только сам и считал своей неудачей, не единожды вспомнив предостережение Амели. Она и в этом оказалась права — он просто выполнил приказ, не получив никаких объяснений, и ничего не мог с этим поделать. Оставалось только смириться.
*
Венцом его карьеры Стража Трибунала стало пятое дело. Снова в Штатах.
Какую бы скрытную жизнь ни вели Бессмертные и как бы ни прятали свою деятельность Наблюдатели, время от времени сталкиваться с официальными властями доводилось и тем, и другим. Бессмертные были в более выгодном положении, инсценировка смерти — хороший способ соскочить с любого крючка. У Наблюдателей такой лазейки не было. Тайну же свою Орден оберегал всеми силами от разного рода спецслужб едва ли не тщательнее, чем от Бессмертных.
Наблюдателю из Денвера Майклу Кренстону просто не повезло. Оказался не в том месте не в то время, привлек к себе внимание агента ФБР, оказался героем расследования серии специфических убийств… Служба безопасности в Денвере всполошилась сразу, но сделать ничего не удалось, и тревожное донесение полетело в Центральную штаб-квартиру Ордена.
Когда Лафонтен приехал по срочному вызову, офис Службы безопасности уже гудел, как развороченный улей. Еще бы: Торквемада, вернувшись после совещания у Верховного Координатора, велел собраться всем своим агентам, бывшим в Париже, сам же заперся в кабинете и пока что оттуда не выходил. Ну, а в ожидании начальственного решения агенты между собой обсуждали известную информацию и перспективы.
Дело представлялось безнадежным и крайне неприятным — ведь если не удастся отвязаться от преследования (а от ФБР попробуй отвяжись), то обрубить нити, ведущие к Ордену, можно было только убив невезучего Наблюдателя. К тому все шло. Собравшиеся в офисе Стражи спорили о деталях, да еще гадали, чей послужной список «украсится» провалом задания. Только в одном мнения были едины — своего любимца на заведомо провальное дело Торквемада не пошлет.
Тем красноречивее было общее молчание, когда Верчезе, распахнув дверь кабинета, оглядел офис, задержал взгляд на Лафонтене и кивком велел ему зайти.