Наследие
Шрифт:
Лафонтен медленно выпрямился.
— Как? Обвиняют без расследования Службой безопасности?
— Судя по вашей реакции, да. Господин Лафонтен, я… Простите мою нервозность, мне не так часто приходилось просить о помощи!
— О помощи? Меня? Господин Бергман, я не знаю, что вы сделали…
— Я ничего не сделал, господин Лафонтен! Неужели я осмелился бы обратиться к вам, будь на мне действительно что-то криминальное? Все мое преступление в том, что год назад я повздорил с Валера из-за одной аферы.
— Какой
— Это не имеет значения. Дело не состоялось, из-за меня же… Если я заявлю об этом теперь, кто мне поверит? Я мешал им, господин Лафонтен, и они нашли способ от меня избавиться. Без вашего участия дело все равно не обойдется. Вас принято бояться, но в вашей порядочности никто до сих пор усомниться не мог… Так помогите мне!
Лафонтен покачал головой:
— Если вы так хорошо осведомлены о моей порядочности, господин Бергман, то должны знать, что в таких просьбах нет нужды. Я не принимаю бездоказательных обвинений.
— Это мне известно, — с горькой улыбкой произнес Бергман. — Беда только в том, что они найдут доказательства чему угодно… даже тому, чего никогда не было.
— Я буду иметь это в виду.
Бергман собрался было встать, но Лафонтен поднял руку в остерегающем жесте:
— Не так скоро, господин Бергман. Раз уж мы заговорили о бездоказательных обвинениях… Будьте любезны, расскажите мне поподробнее, кто такие «они», какую аферу вы сорвали Валера и чем мешаете ему теперь.
Бергман потер лоб ладонью и глубоко вздохнул.
— Хорошо. Хотя… позвольте, я лучше напишу.
Лафонтен придвинул ему лист бумаги…
Вскоре Бергман протянул ему исписанный лист и произнес:
— Вы знаете, чем я рискую, давая такую расписку?
— Прямо сейчас — ничем, господин Бергман, поскольку вам грозит смертный приговор за измену присяге.
Лафонтен быстро просмотрел написанное и положил лист на стол перед собой.
Вот оно — доказательство справедливости подозрений в адрес Валера. И Бергман действительно оказался в состоянии заметить неладное. Но если заметил, почему промолчал?
— Последний вопрос. Почему вы тогда же, год назад, ничего не сообщили ни мне, ни Верховному Координатору?
— Валера ясно дал мне понять, что, попытайся я донести, мне придется хуже, чем ему, — тихо ответил Бергман. — И не только мне. У меня жена и двое детей, господин Лафонтен… Я ограничился тем, что расстроил их проект. Но мне не простили и этого.
— Жаль, что вы так низко оценили наши возможности, — заметил Лафонтен. — Многое стало бы проще. Сейчас время упущено.
— Да, я понимаю, — с тоскливым вздохом кивнул Бергман. — Я сделал глупость. Но сейчас мне не на кого надеяться, кроме вас.
— Надейтесь на себя, господин Бергман. Это лучшее, что я могу вам посоветовать.
— Спасибо на добром слове, — усмехнулся Бергман. — Надеюсь, ваш совет послужит мне утешением, если в итоге
— Он не послужит утешением мне.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга молча. Лафонтен чувствовал, что Бергман не лжет. Он сомневается, неуверен, но это не страх разоблачения…
Бергман, вставая, кивнул:
— Благодарю вас.
— Пока не за что, — ответил Лафонтен, тоже поднимаясь.
Он дождался, пока за Бергманом закроется дверь, и снова медленно опустился на стул.
Это уже не вписывалось ни в какие рамки! Дело о нарушении присяги Региональным Координатором расследуется без участия шефа Службы безопасности! Что это — демонстрация пренебрежения со стороны руководства Ордена? Или ему дают понять, что на посту своем он не задержится?
Ни с тем, ни с другим Лафонтен мириться не собирался. Правда, лезть на открытый конфликт, имея в распоряжении только слухи, было бы чересчур опрометчиво. Но кто предупрежден — тот вооружен.
*
Приказ об аресте Густава Бергмана пришел в тот же день, ближе к вечеру. А на следующий день состоялось заседание Трибунала.
Лафонтен присутствовал на судебных разбирательствах не впервые и не впервые наблюдал за поведением и судей, и обвиняемого. Сейчас он быстро составил для себя представление о происходящем.
Бергман невиновен, вне всяких сомнений, хотя уже не верит в справедливость суда и защищается только из принципа. Дюссо на обвинении настаивает твердо, хотя не очень ясно, верит ли сам в свою правоту или притворяется. Антонио Маретти недоволен, больше того, ждет возможности вмешаться в разбирательство.
Это хорошо.
Оставался Третий Трибун, Нураками. Его намерения понять, как всегда, невозможно, а поскольку позиции его коллег ясны, итог заседания будет зависеть как раз от его решения.
Валера.
У Верховного Координатора нет решающего голоса в Трибунале, он имеет право только опротестовать уже принятое решение. Но Валера наблюдает за ходом заседания с таким видом, будто уже знает, каким будет решение и заранее доволен.
Вот мерзавец!
— …Итак, господин Бергман, вы продолжаете настаивать на своей невиновности?
— Да.
— Даже после предъявления последнего свидетельства?
— Свидетельство сфабриковано.
— А в самом деле, — вмешался Маретти. — Жак, вы же понимаете, что на это свидетельство завязано слишком много. А получено оно, минуя Службу безопасности, что лично мне не очень нравится.
Лафонтен мысленно подобрался. Так, сейчас общее внимание переключится на него.
— Что скажете вы, господин Лафонтен?
— Я ничего не скажу. — Он шагнул вперед, выступая из тени. — Расследование этого дела шло, минуя нашу Службу, хотя никаких оснований для специального расследования я не вижу.