Наследница Ильи Муромца

Азимов Артур

— Саид защищал меня, и они мучили и пытали его чаще, за его беспримерную храбрость…

Мы были расстроены — так жаль было этих двух. Кажется, даже джинн пустил слезу, а Сэрв, даром, что цыган, или наоборот — по романтическому складу характера, — плакал навзрыд.

— Есть одна травка… — сказала Яга и полезла уже было в сумку, но её остановил джинн.

— Подожди, уважаемая. Жизненную силу этих людей долгое время выкачивали колдуны — вот это вот, например, Мутабор и Карнак. Справедливо будет, чтобы они отдали её обратно…

Никогда не

видели, как перекачивают кровь от одного человека — другому? Примерно так же происходит это, оказывается, и с энергией жизни. В воздухе замерцали несколько… как назвать?.. чего-то, врое прозрачных трубок: золотистые вели от колдунов к пленникам — это было ох здоровье, силы, молодость, счастье. В обратную сторону шли серо-перламутровые трубки, впившиеся Мутабору и Карнаку в основание черепов: это были боль, страдания, страх, отчаяние. За считанные минуты злые волшебники получили всю ту дозу горя, которую они по стакану отмеряли Заарифу и Саиду.

— Перестаньте… — на Карнака было больно смотреть. Полчаса назад он хвастался своими сапогами из человеческой кожи, а сейчас корчился в муках, ощущая, к ак ломаются кости, как они срастаются, и ломаются заново. Мутабор сплёвывал вылетающие по одному зубы, а губы, превратившиеся в ошмётки гнилой плоти, отпадали и шлёпались на песок. Жуткое было зрелище. К счастью, джинн закончил быстро.

Не смотря на съёжившихся на песке колдунов, я подошла к Заарифу и Саиду: они опять были здоровы, и опять были людьми.

— Вам привет от госпожи Щеголихи! — сказала я. — И от эмира Осейлы, благодаря которому мы здесь.

— Славься мой великодушный брат, и ьы, дева-воительница! — приложил руку ко лбу и сердцу Заариф. — И ты, великий воин. И ты, мать гулей. И ты, благородный джинн, и ты, юноша с быстрыми глазами, и… Погодите, а это кто?

В углу зала, у самого очага, лежал несчастный Алтынбек. Положив его голову на колени, кийну тихо раскачивался и подвывал — без голоса, просто так, внутри себя.

— Можешь его воскресить? — спросила я джинна. Мне казалось, что вся мультяшная чепуха про то, что нельзя желать больше желаний, воскрешения мёртвых и приворота — чепуха. Но джинн отрицательно покачал головой:

— Нет. Его душа уже в раю или, что вернее, идёт по мосту, что тоньше верблюжьего волоса и острее бритвы, над огненной рекой. Вернуть её невозможно никак. Прости.

…Потом мы рыли могилу: на этом настояли Саид, Маариф, Заариф и кийну. Понятно, мы бы просто не довезли Алтынбека до Магриба раньше, чем через сутки. А при такой жаре это было и ни к чему. Опять же: волшебный ковёр, оказывается, не мог поднимать мертвецов. Так что мы решили похоронить Алтынбека прямо у руины. Но не одного: Мутабор и Карнак не выдержали мучений, которым подвергали бедных аистов, и… проглотили свои языки. Задушились.

— Я бы не расстраивался так сильно, — объяснил мне джинн, попивая выуженную из воздуха чашечку турецкого кофе. — Это колдуны. Наверняка присмотрели себе поблизовсти молодые сильные тела, и быстренько переселились в них. Поверьте,

им это раз плюнуть. И вы, возможно, ещё не раз встретитесь с этими отбросами рода человеческого. Кофе будешь?

— Разве что с халвой, — попросила я. Почему-то я не горевала о смерти нашего кочевника. В пути он был молчалив, основное, что делал — незаметно опекал сына. Да и целью себе поставил — разменять свою жизнь на его. Как планировал — так и вышло, так чего уж теперь. Кийну, правда, убивался: хоть он и ненавидел отца, а теперь, по сути, остался совсем один.

— Бабушка, а что мы будем делать с кийну? — кинула я конфету в Ягу, стараясь попасть в подол. Но бабка восточные сладости принимать отказывалась — переела. Ответил Заариф:

— Я усыновлю мальчика. После моей смерти он станет племянником султана.

— Такое себе решение, — отказалась я, вспомнив детали сериала «Роскошный век» или «Восхитительный Ататюрк», который смотрела моя мама. Там всяких племянников, младших сыновей, дядей и тёток убивали без зазрения совести. Стоит кийну только составить конкуренцию детям Осейлы, он обречён. Даже не конкуренцию — тень, намёк на возможность захвата трона, и всё. Суши сухари.

— Возьму в табор! — предложил Сэрв. — Научу гадать, коней воровать, танцевать и петь!

За что тут же получил подзатыльник от бабки:

— Молчи, мурмолка! Не сбивай парня с пути своими чертячьими соблазнами!

— А куда ж его? — спросил Маариф. — Могу взять к себе в оруженосцы, потом дорастёт до сердара…

— Ага, помню, как у вас там на мальчиков смотрят, — ответила я, покраснев.

— Так что ж? И я в своё время таким мальчиком был.

— Нет уж, спасибо, — нет, восточная культура мне непонятна. Можно было бы отдать кийну туарегам, но не осёдлому эмиру Осейла, а Ибрагиму. Но нужен ли ему лисий щенок? Да и как приживётся кийну в бескрайних песках Магриба?

— Внучек мой будет! — поставила точку в споре Яга. — Внучек и преемник. А кто против — так тому могу и шерсть, где не надо, подпалить.

— Никто не против, — замахал руками впечатлительный Маариф. — Мне бы сейчас понять, кто меня «усыновит»… Соскучился по службе.

— Так иди к его высочеству! — предожил Саид. — За восемь лет, я чаю, подрастерял наш Заариф всех своих сторонников, а каждая армия начинается с одного солдата. Говоришь, был генералом у султана Боруха? Так мы тебе такую же должность предложить можем. С деньгами как-нибудь разберёмся…

— Согласен! — Маарифа долго не пришлось уговаривать. Он сразу вспомнил сладкие мгновения с Настасьей Филипповной и пирожками во дворце Боруха. А чем один дворец отличается от другого? А одна Настасья Филипповна — от другой? Ничем.

Мы посидели молча: переваривали перемены в судьбе, поминали Алтынбека, так и не ставшего нам своим, думали о будущем.

— Вы летите, нет? — джинн трепетал над ковром-самолётом, ожидая посадки как новенькая стюардесса — рейса для арабского шейха. И мы не стали его разочаровывать — поднялись на борт.