Наследница огненных льдов
Шрифт:
Как приятно это слышать. Под такие сладкие заверения и спится крепче. Правда, Зоркий всё же разбудил меня среди ночи. Странно, не похоже на него, он же росомашья лайка, он не должен шевелиться под боком спящего человека.
Я открыла глаза, а мой пёсик стоял наизготовку, будто собирался в любую секунду вылететь из палатки. Я и сама увидела, как в ясной лунной ночи на палатку падают движущиеся тени. Снаружи кто-то есть, но не зверь. Только странные звуки, будто щебет, разливаются в воздухе.
Наверное, стоило разбудить
От палатки в сторону скал убегали двое. Они были уже далеко, и у меня не получалось разглядеть их фигуры. Но я не могла отделаться от мысли, что это дети. Или маленькие люди.
Пришлось выйти наружу вместе с Зорким. Никого рядом нет, зато пёсик унюхал какой-то свёрток возле палатки. Это был кожаный мешочек, внутри которого я обнаружила четыре камешка. В лунном свете я не могла их толком разглядеть, и потому спрятала обратно, а мешочек забрала себе, после чего вернулась в палатку и залезла в спальный мешок.
Интересно, кто подкинул нам это подношение и зачем? Помощники шаманки? Она ведь просила нас остаться на ночь, чтобы мы получили то, что поможет дяде Руди вернуться домой. Интересно, что это за камни? А может не люди их нам подбросили, а призванные шаманкой пехличи? Ладно, ответ я всё равно не узнаю, так не лучше ли снова заснуть. К чему волноваться? Если к нашей палатке снова придут незваные гости, Зоркий нас предупредит. Да и кто захочет нас здесь обижать?
Глава 62
Утром, не медля ни минуты, мы отправились в плавание, чтобы к обеду добраться до северной оконечности острова, а потом взять курс точно на Песцовый остров. Перед отплытием Эспин отыскал на берегу треснувший плавень, даже вытесал из него топором некое подобие весла, которое и передал мне.
Эспин сидел сзади, я на носу байдарки, а Зоркий между нами. Гребец из меня вышел неважный, но когда в сумерках нам навстречу одна за другой стали выплывать льдины, эти самым веслом мне пришлось отталкивать их в стороны, чтобы Эспин мог свободно грести. Через пару часов тщетной борьбы мы застряли в ледовом плену и только чудом вырвались из него. Вернее, этим чудом было течение и прилив, который и вынес нашу байдарку на берег заснеженного острова.
На востоке высились горы, впереди простирался холм с чернеющим на снежном фоне лесом. И куда нам теперь идти, я совершенно не представляла.
– Разобьём лагерь у пригорка, – принял решение Эспин. – Но для начала надо оттащить туда байдарку. Она нам ещё может пригодиться.
– В ледяном море? Мы уже никуда не сможем по нему переплыть. Разве что с наступлением весны или даже лета.
– Всё равно бросать байдарку не стоит. В конце концов, она не наша.
– Да, неудобно как-то перед Исмокетом и Тарувэвнэ.
Лёгкое судёнышко
Пришлось карабкаться вверх к ивовым зарослям, а мы оба успели смертельно устать, чтобы ещё заниматься костром и варкой. Но, увы, за нас здесь этого никто не сделает.
Пока я обламывала отсохшие ветви, а Эспин рубил деревца для обустройства кострища, Зоркий забежал на самый верх холма, уставился вперёд, а потом приветственно помахал кому-то хвостиком, перемахнул через вершину и пропал.
Я поспешила вскарабкаться наверх и кинулась на поиски моего пёсика, пока с ним ничего не случилось. А Зоркий ловко пролез через заросли и спустился вниз к стае крупных серых зверей.
Волки – так я вначале подумала, и душа ушла в пятки. А потом я пригляделась к этим волкам с белой мордой и серым лбом, к их закрученным хвостам, и успокоилась. А когда я заметила нарту, к которой они привязаны, то даже обрадовалась.
– Эспин, – крикнула я ему, – скорее иди сюда. Где-то здесь должны быть люди.
Меня и саму так приободрило это известие, что я сбежала с пригорка, пробралась через заросли к нартам и огляделась по сторонам в поисках каюра, правда, безуспешно.
Четыре упряжные собаки насторожились при виде Зоркого и близко его к себе не подпустили, зато при виде меня все они приветливо помахали хвостами. Какие милашки.
Я уже давно заметила, что в подавляющем большинстве северные собаки очень дружелюбны к людям, недоверчивы к чужим собакам и люто ненавидят прочих зверей. Те, что были запряжены в нарту, очень сильно походили на волков, и только тёмные глаза выдавали в них добрую собачью натуру.
Белая морда, белая грудь и лапы, серая голова с серой спиной и боками. А на переносице интересный тёмный пик, что идёт ото лба вниз. Видимо, все четверо принадлежат к одной островной породе. А что я знаю про песцовых лаек? Только то, что одна такая была у Вистинга, и с ней он приезжал на Полуночные острова охотиться.
Два кобелька поглядывали на меня заинтересовано, а одна из сучек состроила такую умильную, даже кокетливую мордашку, что рука сама потянулась её погладить. И тут Зоркий заревновал – стоя в сторонке, он начал переминаться с лапы на лапу и подвывать.
– Ладно-ладно, – подошла я к нему, чтобы успокоить, – ты самый лучший и красивый, даже не сомневайся.
Пока я его тискала, Эспин спустился к нам с охапкой прутьев в руках. Свалив их на снег, он оглядел нарту и спросил:
– А где каюр?
– Я его не видела.
– Но где-то же он должен быть. Сама по себе упряжка не ездит.
Присмотревшись, я увидела в нарте охапку хвороста и смекнула, что каюр, как и мы, отправился к этим зарослям на поиски топлива. Значит, скоро он объявится, тогда-то мы и попросим у него помощи.