Наследница огненных льдов
Шрифт:
На новом месте в собранной яранге я с интересом наблюдала, как домочадцы раскладывают по местам утварь и личные вещи. И снова я увидела связку из рогулек, что держала в руках Нурайнат:
– Скажите, – не удержалась я, – а что это такое?
– Моё личное стадо.
– Вот эти деревяшки на жиле? – усомнилась я.
– Это не деревяшки. В каждой рогульке живёт душа моего оленя.
А дальше я узнала удивительное. Пока Мортен отсыпался перед третьим ночным дежурством, я выслушала целую инструкцию о самом надёжном методе учёта оленьего поголовья. Нурайнат показывала мне каждую рогатую палочку на связке и рассказывала, какого именно оленя она олицетворяет. Большой,
– Вот, смотри, на каждой палочке засечки есть, на правой рогатине, на левой, сверху, у основания, посередине. По одной, по две засечки или вообще ни одной. У настоящего оленя такие же засечки на ушах ножом вырезаны в виде уголков. На левом ухе знак его матери, а на правом его личный знак. Во всём стаде нет двух оленей с одинаковыми ушами.
Действительно, если на каждом ухе ставить три группы засечек с тремя возможными вариациями, можно получить несколько сотен комбинаций. На целое стадо хватит, чтобы у каждого оленя на ушах был свой индивидуальный знак.
– Выходит, – принялась я рассуждать, – связка рогулек с похожими засечками нужна, чтобы знать, кому какой олень принадлежит.
– Души оленей живут в этих рогульках, – ещё раз напомнила мне Нурайнат.
– И что это значит? Вы этими душами в связке повелеваете?
– Я их охраняю. Вот они, – взмахнула она связанными жилой рогульками и те с треском покачнулись, – если всё правильно буду делать, как старики завещали, сохранится моё стадо и приумножится. А если потеряется вся связка или в огне сгорит, тогда и стаду моему конец.
– А в другой яранге я видела, как бабушка отвязывала рогульки и кидала их в костёр. Это зачем? Потому что оленей с такими же метками съели длиннохвостые.
– Поэтому, а как же иначе? Если олень умер, надо его душу отпустить, чтобы она умчалась в Верхний мир к своим родичам-оленям. Там вместе они будут пастись единым стадом и ждать, когда в Верхний мир отправятся те, кто им в этом мире был хозяевами.
Тут Нурайнат осеклась и стала перебирать свою связку. Выискав в ней две рогульки, одну она кинула в огонь, а другую почему-то принялась вертеть в руках.
– Забыла совсем, - глядя в огонь сказала она, - того оленя мы ещё пять дней назад забили. Нехорошо, душу надо отпустить.
– А со вторым что случилось? – кивнула я на рогульку в её руке, – его длиннохвостый обглодал?
– Нет, эта важенка ещё по осени потерялась. Дикий олень к стаду пришёл, а пастухи не уследили. Покрыл он несколько важенок, а потом за собой в тундру увёл. И моя с ним ушла. Всё думала, вдруг вернётся, да нет, она теперь с диким будет жить. А рогулька её у меня осталась. Вроде и отвязать её надо, а в огонь не бросишь – душа важенки тогда в Верхний мир умчится, а сама она в тундре в этот миг замертво упадёт. Нет, пусть живёт, хоть и не в стаде. А знаешь, – тут она весело глянула на меня и протянула палочку, – забирай рогульку себе. Ты же к чум-горе идёшь, вдруг где по дороге мою важенку встретишь.
Я нерешительно приняла подарок, но всё же спросила:
– А что мне делать, если я и вправду замечу в диком стаде вашу важенку с подрезанными ушами? Мне её придётся вернуть вам?
– Ты что, она твоя теперь, как и её рогулька. Ты, главное, рогульку береги, в ней же душа важенки. Если сломаешь рогульку, помрёт важенка, если сожжёшь, тоже помрёт.
– А если потеряю?
– Ну, потеряешь, так может быть, кто другой рогульку
А дальше я узнала столько всего о праве наследования оленей… Всё-таки до чего же у островитян всё продумано. Дети при рождении получают от родителей оленят, которые за время взросления чада успевают подрасти и размножиться, чтобы потом составить костяк самостоятельного стада для возмужавшего парня или приданого для девушки. После женитьбы муж должен пасти и приумножать стадо жены, но никогда хороший муж не станет забивать на мясо её оленей – только своих. Если случится развод, женщина заберёт с собой всех нажитых ею в браке оленей, а если овдовеет, то разделит стадо мужа вместе с детьми. Если вдова захочет вновь выйти замуж, новый муж тоже будет приумножать её стадо. Если захочет остаться одна, она просто наймёт пастухов, и те будут смотреть за её стадом. В любом случае, она никогда не помрёт с голоду.
Какие правильные законы. Всё-таки я зря поспешила счесть здешних оленеводов женоненавистниками. Тэйми бы здесь не обидели. Правда, у неё нет своего первоначального стада, чтобы быть независимой и гордой. А она очень гордая. Нет, всё-таки лучше бы ей вернуться на побережье.
Стоило мне подумать о Тэйми и том, с какими бы словами подойти к ней, чтобы вернуть нашу дружбу, край шкуры на входе в ярангу шелохнулась, и на застеленном мехами полу отчётливо забелел упитанный комочек шерсти.
Брум уверенно зашагал ко мне, а Нурайнат на всякий случай подвинулась в сторону полога. Конечно, дух чужого очага пришёл, мало ли что от него можно ждать.
– Ну что, соскучилась по мне? – первым делом спросил меня Брум.
– И вправду, – подсчитала я, – мы же целые сутки не виделись.
– Вот именно. Кормилица прислала меня узнать, как будем делить остатки мороженого оленя в нарте. Тебе ляжку или грудинку?
Ну вот, дожили... Брум теперь посыльный, а Тэйми так на меня обижена, что лично не скажет ни слова. Даже наши общие запасы мы теперь будем делить и употреблять врознь. Хорошо, хоть посоветовавшись.
Я что-то буркнула Бруму, а он не стал переспрашивать и ушёл. Ни разговаривать, ни обсуждать оленей и блюда из них мне больше не хотелось. Мне просто стало ужасно одиноко и даже страшно. Страшно оттого, что теперь я точно осталась одна, без поддержки, без совета и доброго слова. Хотя, Мортен никуда от меня не ушёл, вон он, спит за пологом. А потом он проснётся, чтобы снова отправиться на ночную охоту…
А ведь мне больше не страшно спать за пологом одной, нет. Теперь мне просто тоскливо без Мортена. Не знаю, когда я успела привыкнуть к его объятьям и поцелуям, но теперь, когда рядом ни одного родного лица, когда на дворе лютая стужа, так хочется вновь согреться чужим теплом, хочется почувствовать себя любимой. Если бы только этой ночью Мортен был рядом со мной, а не охранял стадо, я бы сказала ему, что только теперь поняла, как он дорог мне. Но его не будет рядом.