Наследник двух Корон
Шрифт:
Пью пиво. Со двора слышен звон шпаг, взаимные оскорбления, улюлюканье и советы из собравшейся пьяной толпы. Я смотреть не пошёл. Мне и тут хорошо.
Послышались крики, хохот, там явно что-то происходило.
Забежал Бастиан:
— Граф, там Брюммер весь в крови!!!
Спокойно отпиваю пиво из кружки и вяло интересуюсь:
— Весь-весь?
— Хлещет!
Вот не было мне забот. Не
— Принеси быстро мой медицинский мешочек. И шнапс!
Бастиан убежал, а я отправился на место событий. Ну, что, у Брюммера неприятная сквозная рана левого плеча, крови много, но смертельного ничего. Шевалье проколол трицепс, сантиметров на десять правее и попал бы в сердце. Повезло. Даже крупные сосуды не задеты. Залатаю. Будет знать, как бухой лезть в поединок.
Оглядываюсь в поисках Бастиана. В поле зрения попадает шатающийся француз, которой держится за бок, опираясь на шпагу в ножнах. Я его не осматривал, но визуально крови не вижу. Жив, ну и черт с ним. Мне он не родственник. Идет себе в таверну и идет. Зеваки ржут. Разбираю что пересказывают как французу «отвесила пощёчину» лошадь. Да, такой подвиг случается здесь увидеть реже лужи крови.
Тут я получил искомое медицинское и мне стало вообще не до шевалье.
Промываю рану шнапсом. Лучше бы спиртом или перекисью водорода, но где ж взять. Можно и прижечь, но трицепс проткнут, а не рассечён и нет у меня нужного инструмента. Брюммер морщится и шипит:
— Карл… Шнапсу…
Киваю. Хорошо хоть герцогом не назвал.
Анестезия понадобится. Антибиотиков и местного наркоза у меня нет всё равно. Тот булькает флягой, а я начинаю накладывать швы. Стерильность, конечно, аллес, но я хотя бы знаю, что делаю, в отличие от медикусов (прости Господи) этого времени. Без курсов полевой медицины меня бы никто не выпустил ни в одну экспедицию, да и жена была ветеринаром. А Кузьмич вообще прозектором в институтском морге, часто меня приглашал вместе выпить водочки, а заодно «повышал мою квалификацию в полевой медицине» путем импровизированного анатомического театра. Да и в Киле в университете резать трупы и шить раны приходилось, как без этого. Так что, где, как и каким образом, я себе вполне представляю, и крови не боюсь. Может всё же прижечь? А умрет — мне только радость.
В общем, закончил я латать Брюммера и двое слуг утащили потерпевшего на его койку.
Пока мыл руки шнапсом, Бастиан, посмеиваясь, рассказывал:
— Сошлись они. Француз слишком пьян и горяч. Брюммер лениво отбивается. Ну, звяк-звяк, публика радуется. Зрелище какое-никакое. Хотя такое тут почти каждый Божий день, но всё не сидеть, глядя в кружку. Брюммер заводит его: «Бейтесь, Серж!». Тот ругается. Но собрался как-то и бросился на нашего. Отто даже на правое колено от неожиданности упал. Тут руку то француз ему и проткнул. Брюммер опытен и ушел в падение с поворотом, пытаясь под рёбра Сержа достать. Но не успевает. Шевалье летит вслед за своей шпагой. Крутится, спотыкается спьяну и падает прямо на задницу чьей-то лошади. И под общий хохот целует её прямо под хвост. А кобыла, как водится, возьми и лягни. Французишка на ноге то почти весь лежал, так что вроде просто откинула и не зашибла. Только отлетел он прямо в припорошенную кучу навоза. Ударился о мерзлые «конские орехи» болезный. Тут такое началось!..
Повезло французу если так, а то могла и пяткой приложить, и копытом рёбра сломать
— Любезный, а где шевалье?
Местный официант, сообщил, сдерживая улыбку, что поцелованный лошадью француз отправился к себе в комнату и потребовал шнапса. Что-то больно официант смел, видно хозяин и управляющий спят или в отъезде.
Ну, значит, медик французу пока без надобности. Если что — разбудят хозяина. Его забота. Пора и мне спать. Наши, вот что-то ещё не приехали. Ладно, договаривались с Корфом, что они Брюммером завтра без меня дозакупятся и будем выезжать. Похоже до полудня я буду свободен, можно выспаться.
* * *
КОРОЛЕВСТВО ПРУССИЯ. ПОТСДАМ. ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР. 8 января 1742 года.
Я сладко спал, ибо ничего не предвещало…
— Высочество!
— Корф, иди куда шёл, то есть в задницу. Я сплю.
— Петер, просыпайся. Отечество зовёт!
— Какое из Отечеств на сей раз?
— Россия-матушка!
— Два немца. Барон фон Корф и герцог Готторп-Гольштейн. Россия — матушка. Я сплю. Меня нет. Я в домике.
Корф терпеливо меня пытался разбудить. Пока безуспешно. Я не вёлся на его провокации.
— Пете-ер. Ты и так проспал всё, что только мог.
— Вечера мне хватило. Дай спать.
— Петер!
Даже не пытаюсь открыть глаза.
— Что на сей раз…
— Наше прибытие с Берхольцем.
— Тоже мне, Николай Андреевич, событие. Который вообще час?
— Часа два до рассвета.
— Ого, и чего же в такую рань будить? Мы в полночь только уняли Брюммера…
Я осекся, холодный пот вырвал меня из уз Морфея…
— Что случилось, барон? Вы почему так поздно вернулись?
— Вот, Ваше С… Высочество, правильный вопрос! Барон фон Браккель три часа как умер.
Чёрт! Как некстати!
Подкузьмил нам Казимир Христофорыч. У него были инструкции по нашему дальнейшему пути в Россию, да может и средства. Но, что уж тут сделаешь?
— Это печально, но не повод тревожить мой сон.
— Петер, ты не понимаешь. Смерть русского посла в Берлине может вызвать у местных властей вопросы ко мне с Берхгольцем. Мы можем тут и на неделю застрять.
— Ну, тогда барон просите закладывать коней. Я только соберусь и умоюсь.
— Да всё уже готово, граф. Только Брюммер упорствует — уезжать не хочет.
Отто — свинорыл старый! Нализался вчера, скотина, а теперь бузит. Дуэль эта потешная на мою голову…
— Вчера что ли не разобрались? Французик Брюммеру даже руку порезал, я сам зашивал. Вот послал же Бог попутчика!
Корф покачал головой.
— Брюммер говорит, что вопрос чести, и надо закончить.
— Рад за них. Желаю победы обеим сторонам. Я Брюммера никогда не любил.
С этими словами ложусь обратно и отворачиваюсь на другой бок.
— Петер, в нашей ситуации новая дуэль — лишняя. Нужно убедить Брюммера срочно уезжать. Но он упёрся. Хотя и не помнит из-за чего дуэль возникла. Однако честь и всё прочее.