Наследник огня и пепла. Том IХ

Добрый Владислав

— Говори, прямо, Ан. Что ты хочешь?

Он не сразу ответил. Посмотрел на меня. На латные перчатки и шлем, которые я снял перед едой. На древний меч, лежащий на таком же как наш столе, но поодаль. Наконец, сказал:

— Я дам тебе дважды по сто. Может, больше. Люди, за которых я ручаюсь. За плату, как положено. Они пойдут сражаться за тебя, как мы сражались у Ченти. Но только ты получишь нас, а не кто-то другой. Только ты. Только ты сможешь сказать, что долгобороды идут с тобой. Это цена.

Я кивнул.

— Я согласен.

— Ты согласен — на цену за отряд. А я говорю о другом, — он склонился

ко мне ближе. — Ты хочешь, чтобы мы были частью победы. Тогда дай нам стать частью того, что будет после.

— Говори прямо.

— Союз. С Караэном. Не с Итвисом, с Караэном. Официальный. Договорённость. Вписанные права. Место в Золотой палате — хотя бы одно. Наш голос.

Я замер. Он только что потребовал невозможного.

— Они не примут вас.

— Они примут, если ты скажешь, что иначе проиграют.

— Они и не воюют. Это я…

— Смотри, Магн. Я торгуюсь, — Ан откинулся на спинку. — Прямо как ты учил. Мы не наёмники, Магн. Мы клан. Народ. Мы не хотим ещё раз быть нужными только в войну, а потом — «спасибо, бородачи, возвращайтесь в свои скалы». Мы хотим стать частью этого мира. И я думаю, ты — тот, кто может нам это дать.

Я молчал. Переговоры внезапно пошли не по плану. Я предполагал напугать их возможной изнурительной войной, а потом пообещать Орлиное Гнездо. Это был бы ловкий ход. Сложившийся среди Великих Семей контадо Караэна баланс не предусматривал ещё одного крупного замка в чьих-либо новых руках. У Великих Семей было десятки малых замков и сотни владений. На каких-то сидели вассалы, на каких-то — арендаторы. Какие-то были скорее мануфактурными пунктами. Но большой замок, такой как Орлиное Гнездо, — он менял расклад. Просто самой силой вещей все земли вокруг со временем становятся собственностью владельца замка. С одним таким замком аристократический род ещё не становился Великой Семьёй. Вот семья Дар — владела мощным замком. Но без множества владений не могла тягаться с Великими. Два замка были только у Итвис. Но Бурелом стоял на другом конце Долины. И всё же, даже этого хватило, чтобы мы со временем подмяли под себя весь город.

Я аккуратно побеседовал при случае с главами Великих Семей, и все сошлись: если долгобороды успокоятся на одном большом замке — можно закрыть глаза.

Забавно. Почти неприступную крепость я был готов уступить. А вот стул в тёмной и довольно угрюмой комнате — нет.

— Я не могу вам пообещать место в Золотой Палате. Пойми: это не городской совет. В Серебряную Палату люди выбирают тех, кого знают. Каждый, кто набрал сто голосов из имен вписанных в книгу, получает право говорить от них. Потому их там уже девяносто, не влезают. В Золотой Палате те же правила, но туда вписаны только семьсот человек — те, кто сражался верхом в самые чёрные дни Караэна. Это благородные. Их слово не всегда веское, но родства и связи — с Великими Семьями. Я могу вписать ваши имена в Серебряную Книгу. Может, даже в Золотую. Но вы не попадёте в Палату. Вас туда не допустят. Вы не наберёте столько голосов…

Ан снова меня перебил.

— Тогда мы попросим Караэн сами.

— Тогда вам откажут, — резко сказал я. — Требуй то, что я могу дать, а не светило в корзине! Я могу дать мир. Этого мало?

Ан помолчал. Он отвечал мне, но смотрел не на меня. Его глаза скользили к троим потертым долгобородам

за соседним столом.

— Вы слышали, — спокойно сказал он. — Он предлагает не просто союз. Он предлагает дверь.

— Дверь в лаву, — отозвался первый, тот, что с лицом как известняк. — Как забой без крепей. Лезешь, думаешь — проскочу. А потом лавина. Люди — мягкие породы. Речь у них течёт. Слово сегодня — не то же, что слово завтра.

— Веками мы держали своды, сложенные из правил, как арка над вратами, — глухо поддержал второй. — А он предлагает крышу из веток. «Скажи — и будет». Что это за клятва, если нет печати, нет рельефа, нет знака старшего молотобоя?

— А я скажу больше, — прохрипел третий, голосом как у жернова. — У людей слово живёт до конца пира. Пока пиво холодное и мясо тёплое. Потом — вспоминают по-другому. Я видел. Работал с ними. Один год — мир, второй — война. Один раз мы «друзья», другой — «бородачам нельзя в город». Где тут порода? Где структура?

Ан молчал. Слушал, будто ждал, пока все три молота ударят по камню — и трещина покажет, куда копать.

— Всё так, — наконец сказал он. — Но если не идти — не будет туннеля. Если не рисковать — руду не добудешь. Мы можем получить долю в кузне, а не только таскать руду. Нам нужен выход в долину. А не крохоборство по обочинам путей.

— Тогда пусть кладёт камень, — сказал первый. — Пусть подпишет. Пусть врежет в бронзу. Вольный союз с караэнцами. Но на условиях, не выдолбленных в воздухе.

Я приподнялся:

— Хотите — гильдию? Назовите меня старшим распорядителем. Хотите — герб Караэна с бородой. Хотите — я поклянусь на алтаре своих предков. Хотите — впишу всех, кто придёт сражаться, в Серебряную книгу, и они изберут своих представителей. Но я не приведу вас в Золотую Палату. Всё, кроме невозможного. Но скажите сейчас.

Старики переглянулись. Один сжал кулак, пробурчал:

— Лучше железо в руке, чем слово в ушах. Но если у нас будет железо — я согласен.

— Тогда куй, пока жарко, — сказал второй. — Но пусть выдолбит. Чтоб камень потом не отрёкся.

Ан прорычал:

— Веду я. Но совет слышу.

Я посидел ещё немного. Руку мне не пожали. Внятно не пообещали ничего, кроме пары сотен людей. Я мысленно прокрутил в голове обещанное мной. Вроде бы ничего лишнего не сказал.

И тут от соседнего стола встал долгобород. В рабочей одежде. Добротной, но потёртой. Он шагнул к нам:

— А часто ли бывает, что человек приходит в Великий Холл — и идёт, минуя стражу?

Мне не понравился его тон. В зале повисла тишина. Даже седобородые воины замолчали.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что этот человек?! — Ан встал. Его лицо потемнело. Не фигурально — буквально. Та кожа лица, что была видна вне бороды потемнела, и в его глазах сверкнуло то, что у других зовут яростью, а у долгобородов — готовностью действовать.

Но потертый не смотрел на него. Он смотрел на меня.

— Зачем ты пришёл?

Глупый вопрос. Я уже полчаса объясняю. Но я встал, медленно натягивая латную рукавицу. И ответил:

— Сказать, чтобы вы не притесняли людей. Не сгоняли с мест. Не отнимали дома. Не давали их грабить. Не убивали за попытку поставить мельницу. Чтобы горцы, живущие рядом с вами, не крали и не насиловали, прикрываясь вашим именем.