Наследники по прямой. Книга первая.

Давыдов Вадим

– Ну.

– Не "ну". Работаешь?

– Работаю.

– Вот и привыкай. У нас не лавочка какая дешёвая, а система. Поэтому у нас всё системно. И серьёзно, - Гурьев достал из внутреннего кармана кожаное портмоне и вытащил оттуда десять банкнот по пять червонцев каждая.
– В первом приближении должно тебе хватить, а потом увидим, как прорежется.

– Ё… Бл… Кириллыч! Это ж зарплата!

– Я тебе сказал, что у меня нет проблем с деньгами. Ты не поверил, а зря.

– Опять проверяешь?
– прищурился Шульгин.

– Если

и так, то самую малость. Больше доверяю. Справишься?

– А то, - Денис убрал деньги со стола.

– Это радует. И сделай мне, будь ласков, комплект ключей от спортзала. Мне тренироваться надо, форму держать.

– Ну, это мы запросто. А звание у тебя какое, Кириллыч?

– Верховный правитель Юга России, - усмехнулся Гурьев.
– Устраивает?

Денис явно не воспринял это заявление, как шутку:

– Во, - Шульгин звучно поскрёб всей пятернёй в затылке.
– Ну, придётся, значит, и Чердынцеву построиться. Офуеть с тебя можно, Кириллыч.

– Какой догадливый, - с неудовольствием проворчал Гурьев.
– Когда не надо.

– Слышь, Кириллыч?

– Что?

– Я, конечно, поспрашиваю людей-то. А тебе надо с нашим ребе поговорить.

– С кем?
– улыбнулся Гурьев.
– Ребе? Кто это?

– Ты не лыбься, не лыбься, - нахмурился Денис.
– С ребе. Раввин, или как там правильно… Поп еврейский, одним словом. Реб Ицхок - это, скажу я тебе, голова!

– А ты откуда знаешь?
– продолжая улыбаться, Гурьев опять наклонил голову набок. Раввин не поп, но в первом приближении неплохо, неплохо, подумал он. К счастью, Шульгин пока не докумекал, что этот жест означает.

– Я тут всю жизнь прожил, вот и знаю. Реб Ицхока все у нас знают. Даже эти… Из органов которые. Из нутряных.

– Да-а, - вздохнул Гурьев.
– Это радует. И что?

– Его все знают, и он всех знает, Кириллыч. Ребе - мужик что надо. У нас раньше евреев богато было - колония целая, это потом подразбежался народец… В пятом году тут "архангелы" погром устроить хотели. Так реб Ицхок вместе с нашим благочинным встали поперёк улицы… Благочинный в ризе парадной да с посохом, за ним диакон и служки с иконой Николы Угодника, евреи со свитками своими за ребе. А потом рабочие с Ширяевской верфи подтянулись. Ну, те уж вовсе серьёзные ребята были, с винтарями да наганами. Вот и не погромили.

– Как весело. А что за благочинный такой у вас сознательный был?

– Архимандрит Дионисий, царствие ему небесное, - Денис перекрестился размашисто.
– Тёзка, можно сказать… Его-то шлёпнули большевички в двадцатом. Как вошли в город, на второй день… Он и не прятался даже. Собора Николаевского настоятелем был, ты видел, может, там купола посдёргивали, кинотеатр "Ударник" там теперь.

– А матушка что же?
– достал Гурьев следующую бутылку.

– Не было матушки, - Шульгин вздохнул, снимая пробку.
– Монашествовал отец Дионисий. А с реб Ицхоком друзья они были. Народ про то зело шептался,

уж больно это как-то, особливо по тем временам… Не знаю, как ребе, а благочинный от начальства своего церковного даже выговор получил.

Какой интересный городишко, подумал Гурьев.

– Ну, ребе попроще, - он усмехнулся, - у ребе начальник один, и тот высоко, ему не до таких нюансов.

– А… Так ты знаешь?!

– Знаю. Я много чего знаю. Ночевать останешься?

– Не, - ухмыльнулся Шульгин.
– Я своим храпом тут всех перебулгачу. До калитки проводи, а дальше я сам.

– Ну, коли так, - завтра додумаем. За подсказку насчёт ребе спасибо тебе отдельное, Денис. А ты ночью спать будешь - думай. Может, приснится тебе что важное.

Они распрощались, и Денис шагнул в темноту.

Сталиноморск. 3 сентября 1940

Он закончил уроки, отметился на квартире, где тщательно проинструктировал Макарову, как вести себя в случае появления непрошеных гостей. Хозяйка не то, чтобы испугалась, - но ещё пуще встревожилась, чем поначалу:

– Яков Кириллыч! Да к чему же всё это?! Всё-таки я уверена - нужно в милицию. Теперь, если ещё и слежка, как Вы говорите… Известно же, что это с контрабандой связано!

– Не нужно, Нина Петровна. Даже вредно, я бы сказал. И это самое "известно" - это пока только домыслы, и повторяю, интуиция. Поверьте, я знаю, что делаю. Всё скоро закончится, не волнуйтесь.

– Ну, спасибо, - усмехнулась Макарова.
– Вы меня просто успокоили. Вы, наверное, помните, я вас обещала с человеком познакомить.

– Ещё как помню.

– А не спрашиваете, - горько вздохнула Макарова.

– Такое не спрашивают.

– Экий Вы, - Нина Петровна снова вздохнула - ещё горше.
– Запил он. Вот. Но если его оторвать как-то…

– Нет, Нина Петровна, - покачал головой Гурьев.
– С людьми, которые у бутылки дно ищут, мне никак не по пути.

– Давайте, я вам всё-таки расскажу. И лучше - по дороге, - твёрдо сказала Макарова.

Ага, подумал Гурьев. Это уже интересно. Нина Петровна наша в людях должна разбираться, по идее? Ладно. Послушаем.

– У него такая фамилия смешная, - Кошёлкин, - рассказывала Макарова.
– Но к делу это не относится. Алексей Порфирьевич начинал ещё до революции в полиции служить.

– Вот как.

– Происхождение у него самое что ни на есть крестьянско-про-летарское, - понимающе улыбнулась Макарова.
– Он в уголовном розыске потом долго работал, уже при новой власти. Он то, что называется - сыщик Божьей милостью. На пенсию давненько его попросили уже, но это так ему не нравится, - Макарова вздохнула и покачала головой укоризненно.

– Водка, - тоже вздохнул Гурьев.

– Он не пил так никогда. Это просто ужас. Как будто убить себя хочет!

– Не самый быстрый способ самоубийства. Особенно в возрасте… Сколько ему лет?