Наследники по прямой. Книга первая.
Шрифт:
Сказав это, Гурьев нахмурился. Потому что мысль, не дававшая ему покоя с той самой секунды, как он впервые увидел девушку, напугала его - едва ли не до холодного пота.
– Может, сам отыщется?
– несмело предположил Чердынцев.
– Дурак ты, моряк, - грустно вздохнул Гурьев.
– Здесь? Сейчас?
– А ты не сойдёшь? За принца, - пробормотал Чердынцев.
– Меня уже один раз произвели в цесаревичи, капитан, - оскалился Гурьев.
– Нет. С меня хватит. Я по другому профилю.
– А я?
– Что - ты?
– Я-то - не принц, -
– Ты, капитан, оказался в нужном месте в нужное время. Что это значит, мне ещё предстоит разобраться. Но вот за спасение царственной особы, да ещё и от неминуемой гибели, полагалась тебе, капитан, награда. И ты её получил. Значит, заслужил. Значит, всё правильно. Так что рефлексии, как говорит мой закадычный друг, - в ящик. И теперь нам, капитан, без принца никак обойтись невозможно. Теперь, после всего.
– Яков Кириллыч.
– Что?
– Ты что - ты хочешь… Ты ей рассказать хочешь?!
– Ты, каплей. Я тебе помогу, но расскажешь - ты.
– Зачем?!
– Ты обязан.
– А как ей жить с этим, ты подумал?!
– Послушай меня, Михаил Аверьянович, - тихо проговорил Гурьев, уставившись на Чердынцева страшным своим, немигающим взглядом.
– Есть вещи, которые выше нашего с тобой желания сделать жизнь наших детей проще. Если мы не перестанем им лгать, они все погибнут. Россия погибнет. А вместе с Россией - весь мир. Время лжи кончилось, Михаил Аверьянович. Всё. Пора платить по счетам.
– Тебе сколько лет, Яков Кириллович?
– Двести, - Гурьев усмехнулся.
– Читал много, жил быстро, и вообще.
– Злопамятный, - достроил Чердынцев.
– Нет. Я не злопамятный, я просто злой. А уж память у меня - и рад бы что забыть, да не судьба, видимо.
– И когда?
– Скоро. Времени ждать нет. Вот совершенно. И она не может ждать, и Россия - не может. Ах, дивушко моё, дивушко…
Господи, подумал он. Господи. Рэйчел.
– Ты чего это её так обзываешь?
– ревниво спросил Чердынцев.
– Придумал же!
– Потому что - чудо чудное и диво дивное. Поэтому, - задумчиво проговорил Гурьев.
– Тебе постричься надо, капитан. Давай, я тебя к мастеру настоящему отведу.
– Сейчас, что ли?!
– опешил от такого перескока Чердынцев.
– Нет. Завтра, - милостиво разрешил Гурьев.
– До завтра лохматым походишь. А сейчас - ешь-пей, наконец, если Дарья увидит, что ты голодный - прибьёт меня и будет сто раз права. И - к ней. Забирай её домой, поговорите… Завтра утром начнём.
– Что?! Погоди, Яков Кириллович. Погоди. Я ведь опять - ну, ничегошеньки просто не понимаю. Ты - и всё это… ЦК… Сталин… Да как же это всё может быть-то - вместе?!
– Завтра утром, каплей. Завтра - утром.
Сталиноморск. Октябрь 1940
На следующий день Гурьев был у Чердынцевых к семи утра. Положив на стол перед собой небольшую кожаную папку с застёжкой-"молнией" и замком, нарочито сурово - так нарочито, что Даша, уже неплохо изучившая
– Капитан-лейтенант Чердынцев. Ознакомьтесь с секретным предписанием. Поступаете в моё полное распоряжение. Приказом наркома флота товарища Кузнецова. Вопросы?
– Ты что?!
– Держись, папка, - вздохнула Даша.
– Он не шутит, я знаю.
– Именно - не шучу, - без улыбки проговорил Гурьев.
– Иди погуляй, дивушко.
– А вы драться не будете?
– подозрительно спросила девушка.
– Ну, ещё не хватало, - улыбнулся Гурьев.
– Покричать можем, но не сильно. Иди, иди.
Когда дверь за Дашей закрылась, Гурьев посмотрел на Чердынцева:
– Черновики.
Чердынцев встал, вышел и вернулся через минуту с двумя толстенными тетрадями в пестрых переплётах. Хлопнул на стол перед Гурьевым:
– Забирай. После того, что ты сказал… Видеть не хочу. Знать не хочу.
– Истерика, - кивнул Гурьев.
– Ну, неудивительно. Я удивляюсь другому - как ты мне вчера в рожу не вцепился. И как я удержался, чтобы тебе не врезать за твоё - даже не знаю, как и назвать.
– Он расписался в стандартном бланке приёма секретных документов и передал Чердынцеву, тот тоже поставил свою подпись, повертев в руке гурьевский "Монблан" и хмыкнув. Гурьев убрал бумагу: - А, всё равно. Очень я доволен тобой, Михаил Аверьянович, очень. Угадал я с тобой. А истерика, тем более, что ты чуть Дарью не потерял, - Гурьев спокойно выдержал бешеный взгляд Чердынцева, - это ничего. Такая причина для истерики очень понятна и потому - извинительна. Один раз. Первый раз. Он же - последний. Да?
– Да. Так точно.
– Отлично. Теперь - о чём, собственно, речь.
– Гурьев пододвинул к Чердынцеву принесённую с собой папку.
– Это, Михаил Аверьянович, твой новый корабль. Два дня на изучение общей документации, потом две недели - на подробности. Корабль будет здесь примерно числа двадцать шестого - двадцать седьмого. На его освоение, вместе с экипажем - полгода, за это же время вы должны будете отработать взаимодействие с береговыми службами и кораблями сопровождения.
– Что… за корабль?
– Линейный корабль - авианосец. Там всё написано, Михаил Аверьянович. Работать будешь дома пока. Рабочий день, сам понимаешь, ненормированный. Сейф сейчас привезут, чтобы тебе по конторам взад-вперёд не бегать. Это всё по соображениям гостайны - чтоб никто не допёр, что происходит. В доме напротив будет пост, чтобы никаких эксцессов. Тут, в папке, инструкция по работе с секретными документами особой важности. И собственно документы. Когда стройка в крепости закончится, получишь там жильё. Так оно надёжней. По официальном вступлении в должность командира соединения получишь сразу кавторанга, чтобы не прыгали дурачки всякие, а если доверие оправдаешь - через полгода - контр-адмирала. А то засиделся ты в капитан-лейтенантах. У нас государство молодое, дерзкое - нам молодые и дерзкие люди на самых ответственных постах ох как требуются. Ясно?