Наследники по прямой.Трилогия
Шрифт:
– Что же ты там такое выкопал, – удивлённо приподнял брови Городецкий, шагая вслед за Гурьевым.
Они вошли в штабной вагончик.
– Ладно, неплохо, – кивнул, осмотревшись, Городецкий. Лицо его мгновенно сделалось жёстким, рабочим. – Ориентируй.
Гурьев открыл сейф, достал оттуда серый конверт и, вынув из него три снимка, положил их на столик изображениями вниз. На тыльной стороне каждого снимка были надписи от руки – «дочка», «мама», «бабушка и дедушка». Городецкий несколько секунд рассматривал нехитрый пасьянс.
– Красавица, – он кивнул и взял следующий снимок. – Беру прикуп.
Некоторое Городецкий время цепко разглядывал оба фото:
– Ты смотри. Бывает же. Какое сходство.
– Всё? – с интересом спросил Гурьев.
– Нет, – буркнул Городецкий. – Не всё. Гдето я её видел. Где?
– Стареешь, секретарь, – вздохнул Гурьев, кивая на третий снимок.
Городецкий, коротко глянув исподлобья на Гурьева, поднял последнюю фотографию – и резко откинулся на спинку стула. Гурьев увидел, как натянулась у Варяга кожа на скулах. Городецкий сложил все три снимка в одной руке веером, словно карточную колоду, и смотрел на них минуты, наверное, две. Гурьев молчал. Даже глаза прикрыл.
Городецкий медленно, словно нехотя, сложил фотографии в конверт. И, зябко поведя плечами, проговорил:
– Вон зачем ты сюда рвался.
– Да если б я знал, зачем я сюда рвался.
– Но чтото же ты чуял.
– Не это. Не это, Варяг. Я до сих пор поверить не могу.
– Это точно?
– Это точно. Всё сходится – чуть ли не с точностью до часов и минут.
– А ято думаю: за каким лядом тебе ермаковские показания вдруг понадобились. Пришлось тряхануть его как следует, чтобы правду сказал, наконец, мразь. Вот оно что. И дальше?
– Надо сказать ей.
– Спятил ты, что ли?! Советский ребёнок, комсомо…
– Не городи чушь, Варяг. Ничего в ней этого нет. Я её три с половиной месяца наблюдаю – каждый день. Это царская кровь.
– Дальше?! Что мы дальше с ней будем делать?!
– Это неверная постановка вопроса, Варяг. Верная будет такая: что она с нами захочет делать? Что захочет – то и сделает. Может и послать на все четыре стороны. А может – и нет. Вот если нет – тогда будем думать дальше. Царская кровь – это суд, Варяг. Суд окончательный, суд – на земле – последний. Как присудит, так и будет.
– Есть у тебя план – на случай «не пошлёт»?!
– Есть.
– Ага. Интересно. Ты Колчакову жену на этот предмет дёрнул?
– Да. Она её сходу признала. В общем, Варяг, готовься – сегодня вечером. Устроим маленькую пьянку по случаю окончания раскопок – и скажем. Войдём по самые ноздри.
– А Надя?
– Что – Надя?
– Наде – сказать?
– Ну, это ты, Варяг, сам решай. Надя – твоя жена, не моя. Но своей – я бы сказал.
– Ясно. Ну, тогда – посемейному.
–
В дверь постучали – осторожно, но нетерпеливо. Гурьев чуть повернулся:
– Войдите.
– Товарищи, – Герасимов не скрывал торжества. – Попрошу вас на место раскопок. Ознакомиться… с артефактами.
– Давайте посмотрим, – легко согласился Гурьев, поднимаясь. – Раз уж нашли чтото – взглянем, взглянем. Прошу, Алексан Саныч, прошу.
Герасимов сиял:
– Яков Кириллович, значение этой находки переоценить просто нельзя. Конечно, утверждать чтолибо безоговорочно пока рано, но у древней легенды о гибели князя Святослава Игоревича от рук печенегов, князя Кури, вполне возможно – именно благодаря этим находкам – появятся веские археологические обоснования. Во всяком случае…
– Кольцо, Михаил Михайлович, – Гурьев протянул Герасимову сложенную лодочкой ладонь.
Герасимов запнулся на полуслове и, вынув футляр с кольцом из кармана, со вздохом вернул Гурьеву:
– Всётаки – тоже в известном смысле артефакт, Яков Кириллович.
– Вот копию к делу и приобщите, – спокойно резюмировал Гурьев. – А колечкото – моё, Михаил Михайлович. Семейная, можно сказать, реликвия. Сознавайтесь, голубчик. Зажилить хотели колечкото? Айяйяй, Михаил Михайлович, нехорошо.
Глядя на бутафорящего Гурьева, Городецкий покачал неодобрительно головой:
– И что? Столько лет…
– Да ладно вам, Алексан Саныч, – посмотрел на него Гурьев. – Ещё одна вложенная легенда. Умели предки тайны хранить, ничего не скажешь. Не то, что мы, нынешние: сейфы железные, грифовка – детский лепет, да и только.
– Ну, вы объёмы документации не сравнивайте, – мгновенно отреагировал Городецкий. – Так что ж там такое, Михаил Михайлович? Битва Святослава с печенегами, картина маслом?
– Вы напрасно так шутите, товарищи, – немного даже обиделся археолог, но всё равно – улыбнулся. – Сейчас сами увидите.
– Ну, сами над собой не пошутим – другой никто и не осмелится, – резонно заметил Городецкий. – Серьёзность тоже хороша, однако же – без чрезмерности.
Перед спуском в раскоп какаято юная археологиня не выдержала:
– Оделись бы вы потеплее, Яков Кириллович, холодно же!
– Ничего, Оленька, ничего, – усмехнулся Гурьев. Больше, чем я сам себя заморозил, уже никому не удастся, подумал он. – Я справлюсь, спасибо.
Увидев, наконец, находки, Городецкий разочарованно пожал плечами:
– И всё?! Стоило ли изза этого…
– Безусловно стоило, – тихо и уверенно произнёс Герасимов. – Стоило, товарищи. Стоило, и ещё как. Одно красное знамя с золотым соколом чего стоит. И сохранность, и всё остальное – стоило.
– Так что – это действительно череп? – Городецкий осторожно, надев нитяные перчатки, взял чашу в руки. – Топорная какая работа, – и усмехнулся собственному мрачному каламбуру.