Наталья
Шрифт:
Через десять минут ступенька преодолена. Я попадаю в замок ключом без всякого понятия, куда резьба, а Шурик стоит прислоненный у стенки.
— Саш, скоро? Не могу держаться.
— Шур, куда резьба? Вверх, вниз?
Мимо идет соседка.
— Вбок, голова твоя садовая, это же не ключ, а зажигалка.
— Да?.. — я пьяно смотрю на нее и вздыхаю.
— Фу-у! — отскакивает она, — ну и вонища. Где это ты так набрался?
Она лезет в карман и достает ключ, кладя
— Это Шу-у-рик, — говорю я, — мой друг.
— Очень приятно, — говорит Шурик от стенки и рушится на два колена.
Она открывает дверь, сажает меня за стол и затаскивает Шурика.
— Помочь надо еще чего-нибудь?
— Не, спасиба-а-а!
— Да не ори ты. Ну и набрался!
Соседка куда-то ушла.
— Шур, сейчас спать будем. Шур, где ты, куда она тебя положила?
— Здесь я, — доносится его голос до меня. — Лежу на чем-то, как на нарах.
— Это моя кровать.
— А, прости, Сань.
Я доплетаюсь и ложусь рядом, поперек, ноги наши на полу. Мы обнимаемся.
— Сань, я люблю тебя.
— Я тебя тоже, Шур.
Последнее, что я думаю, что дверь не закрыта, или это мне кажется. Что я думаю.
Снится мне черт-те что. Что я обнимаю Наталью, прижимаю ее к себе, а она вдруг стала худа, как шпала, волосы короткие, груди ее нет; там вообще ровно, на том месте, где грудь была, ниже руку я опускать боюсь. Я хочу поцеловать ее в губы, а от нее пивом пахнет ужасно, как будто она, а не Шурик, пила. И вдруг она мне говорит, как со стороны:
— Очень милая у вас компания, Санечка.
Голос я точно слышу, он не приснившийся.
Я открываю глаза, стоит живая Наталья и смотрит на меня. Кого ж я тогда обнимаю, сжимая в объятьях? О Господи, это же Шурик.
Слава Богу! А я думал, что у нее грудь испарилась. Я бы этого не пережил. Я смотрю на нее, вроде грудь на месте, хотя и видно туманно.
— Я и не знала, Саня, что у тебя к мальчикам тяга тоже…
— На… На… Наталья… я думал, что это я, то есть ты.
Я отпускаю голову Шурика.
— Значит, ты его обнимал, как меня.
— Ага…
— Ну, я надеюсь, ты ничего другого с ним не сделал, как со мной… — она улыбается.
— Нет, мне только снилось, что мы с ним, то есть с тобой, обнимаемся, хотел поцеловать, но пивом пахло.
— Значит, до этого еще не дошло?
— Не-а…
— Но ты следи, а то так перепутаешь меня с кем-нибудь… и ошибку не исправишь…
— Шур, — я толкаю его, в голове у меня что-то соображается: это же Наталья, натуральная, живая, как она тут очутилась? — Шурик, просыпайся, это Наталья.
— Какая Наталья? — бормочет он.
— Которая тебе
— Как, ему тоже? — она улыбается.
— Что значит «тоже»?
— Я оговорилась, прости, больше не буду.
— Наталья, иди сюда. С другой стороны, не со стороны Шурика!
— Что ты кричишь, Санечка, я догадалась.
Она опускается рядом.
— Все идите сюда! — ору я.
— Саня.
— А? Да. Как ты сюда попала?
— Я из аэропорта ехала, очень хотела тебя увидеть и на минуту заехала.
— Как ты вошла?
— Ключ в двери торчал, и дверь была не закрыта.
— А ты кто?
— Саня…
— Кто ты? — ору я.
— Хорошо, хорошо, не кричи, я — Наташа.
— Какая, другая?
— Нет, прежняя.
— Тогда давай поцелуемся.
— Ох, Саня, — она лишь немножко морщится, но дает мне губы. — Чем это от тебя пахнет соленым?
— Креветками. Ты знаешь, кто их мать?
— Нет.
— Почему?
— Я никогда не интересовалась. Саня, мне больно, ты переломаешь мне ребра…
— А почему ты не интересовалась, кто у креветок мать?
— У меня другие интересы были… Саня? — она улыбается.
— Я тебе не Саня, а Александр, обращайтесь официально. Кто это там слева?
— Твой друг, с которым ты изменял мне…
— Я не изменял тебе, я с мужским полом ничего общего не имею.
— Ты обнимался и собирался целоваться, значит, изменял.
— Хорошо, изменял, — ору я, — а ты кто такая?
— Наталья.
Я сажусь на кровать и поворачиваюсь, глядя на нее.
— Ой, Наталья, это же правда ты.
— Наконец-таки, Санечка, — она садится рядом, наши плечи касаются. У нее изумительное плечо.
— А я думал, кто-то шутит, другая.
— И много других сюда приходит?..
— Нет, но…
— Саня, Саня, — она смеется моему запинанию.
— Можно я тебя обниму?
— Конечно, Санечка. Только не за ребра, пожалуйста… А то там сломалось что-то, мне кажется. Ты у нас не слабый мальчик…
Я осторожно обнимаю ее за плечи.
Мы целуемся.
— Очень противно, наверно, как пивная бочка?
— Нет, почему, даже приятно. В этом есть свое своеобразие, никогда не пробовала с пьяным… целов…
Я прерываю ее, губами, потом мы ложимся на кровать. Я опускаю руку и касаюсь ее колена. Отбрасываю юбку:
— Наталья, я хочу тебя…
— Санечка, я не могу, — она косится позади меня.
— Это почему?
— Твой друг… рядом.
— Он спит, до утра.
— Санечка, я не могу, честное слово. У меня не получится.
Я полуложусь на нее и берусь рукой за юбочный пояс.