Наука о переводе. История и теория с древнейших времен до наших дней

Хухуни Георгий

Однако Иероним хорошо понимал, что, несмотря на все приведенные им доводы, вряд ли ему удастся избежать нападок противников. «Кто из ученых или неучей, – писал он папе Дамасию, – взяв в руки этот труд и обнаружив в нем уже с первых страниц расхождения с привычным текстом, не обрушится на меня с обвинениями в обмане и святотатстве за то, что я посмел что-то добавить, изменить или исправить в старых книгах» [26] .

26

Biblia Sacra… T. II. P. 1515.

Действительно, отклонения от столь почитаемого в христианских кругах текста Септуагинты вызвали со стороны некоторых критиков обвинения в ереси. Однако, уже начиная с VII в., версия Иеронима, получившая наименование «Вульгата» («Общераспространенная»), была принята католической церковью и вошла в повсеместное употребление, а еще девятьсот лет спустя Тридентский собор 1546 г. объявил ее боговдохновенной

и равной оригиналу.

Проблемы перевода библейского текста касался в своем теологическом трактате «О христианской науке» и один из крупнейших мыслителей позднеантичной эпохи Аврелий Августин (354–430), отмечавший необходимость глубокого знания языков, на которых были написаны оригиналы Ветхого и Нового Заветов, а также умения прояснять «темные» (т. е. затруднительные для понимания) места подлинника «светлыми». Августин останавливался и на таких вопросах, как наличие у слов разных значений, затрудняющих правильное понимание, архаичная лексика, идиомы, реалии (названия тех или иных конкретных вещей, животных, растений, предметов быта и т. п.). Важное значение отводит автор принципу сопоставления разных версий, причем указывает на пользу, приносимую буквальными переводами, поскольку последние при всей своей корявости более точны при передаче оригинала. Однако в отличие от Иеронима сам Августин переводческой деятельностью не занимался, а его теоретические размышления относились скорее к экзегетике (толкованию) библейских текстов, нежели к переводу в собственном смысле слова.

5. Переводы Библии на другие европейские языки и борьба с ними

Почти одновременно с латинским осуществлялся и перевод Библии на готский язык, автором которого был епископ Ульфила, называемый также Вульфилой (317?—381). В роли исходного текста выступала одна из версий Септуагинты. Сохранилось и письмо Иеронима двум готским клирикам, в котором создатель Вульгаты объяснил принципы перевода священных книг. Здесь также велись дискуссии и споры по этим проблемам, о чем свидетельствует один из средневековых памятников, где речь идет о технике перевода Писания на греческий, латинский и готский языки. Предисловие к нему полемически заострено против тех, кто позволял себе слишком свободно обходиться с библейским текстом.

Дальнейшая история библейских переводов на языки западноевропейских народов отличалась еще большим драматизмом, а порой принимала трагические формы. С одной стороны, появлялись новые версии Священного Писания, прежде всего – новозаветной литературы (о некоторых из них будет сказано в следующем разделе). С другой стороны, католическая церковь, желая сохранить монополию на толкование библейского текста и опасаясь возникновения еретических воззрений, начинает выступать против того, чтобы Слово Божие зазвучало бы на «вульгарных наречиях», т. е. живых языках народов, входивших в орбиту ее влияния. Идеологическим обоснованием подобного запрета должна была стать так называемая теория «триязычия», развитая в VII в. епископом Исидором Севильским. Согласно ей, священными могут быть признаны три языка: еврейский, греческий и латинский, поскольку именно на них, по приказу Понтия Пилата, сделана надпись на кресте Иисуса Христа. Хотя утвердился такой взгляд не сразу (в частности, к нему отрицательно относился император Карл Великий), однако он был закреплен папскими эдиктами (в XI в. – Григорием VII, в XIII в. – Инокентием III). Более того, решением одного из церковных синодов, состоявшегося в XIII столетии, всякий, кто, имея у себя перевод Библии, не представит его епископу для сожжения, объявлялся еретиком со всеми вытекающими отсюда последствиями. «Воду следует брать из источника, а не из болота», – заявил в XII в. английский церковный деятель Уолтер Меп, когда ему был представлен перевод нескольких книг Священного Писания [27] . Его коллега, доминиканец Томас Палмер утверждал, что Слово Божие на английском языке звучало бы как хрюканье свиней или рычание львов. В Германии архиепископ Бертольд Майнцский особым эдиктом запретил в 1485 г. перевод не только церковных, но и светских произведений на немецкий язык, мотивируя это неспособностью последнего достаточно ясно передать содержание латинских оригиналов. А уже в XVI столетии представитель римской курии кардинал Гозий резюмировал позицию католической церкви в следующих словах: «Дозволить народу читать Библию значит давать святыню псам и метать бисер перед свиньями» [28] .

27

Morley H.A. A First Sketch of English Literature London – Paris– Melboum, 1894. P. 57–58.

28

Библейские переводы // Энциклопедический словарь, издательство Брокгауза и Ефрона. Т. 6. СПб., 1891. С. 680.

Подобная установка неизбежно должна была превратить вопрос о переводе Библии в одну из важнейших религиозно-политических проблем, далеко выходящих за узкофилологические рамки. Именно она во многом создала предпосылки того кризиса, разрешением которого стало потрясшее Западную Европу в XVI в. движение Реформации.

Глава 4

Средневековый

перевод и его особенности

1. Содержание термина «средние века»

Понятие «средние века» возникло в эпоху Возрождения для обозначения промежутка времени, отделявшего последнюю от столь высоко почитавшейся ее представителями античности. Традиционно началом указанного периода считали нападение Западной Римской империи (V в.), а концом – гибель Византийской империи и открытие Америки Христофором Колумбом (XV в.). Однако многие историки относили последний рубеж Средневековья к середине XVII в., связывая его с распадом феодальных отношений (такая точка зрения преобладала в советской науке). Впрочем, необходимо учитывать, что даже в рамках западноевропейского мира установление жестких хронологических рамок не всегда возможно, так как для той или иной страны они могут различаться (например, XIV в. для Италии – это раннее Возрождение, тогда как историками английской литературы даже XV столетие рассматривается обычно в рамках литературы средневековой).

2. Языковая ситуация в средневековой Европе

Как уже отмечалось, теоретически для Средневековья было характерно выдвижение на передний план трех «священных» языков (древнееврейского, древнегреческого и латинского), противопоставляемых «вульгарным», т. е. живым новоевропейским языкам. Реальная жизнь, однако, внесла в указанную схему существенные коррективы. Древнееврейский язык изначально был чужд подавляющему большинству христианского мира, и его знание в рассматриваемый период (как, впрочем, и позднее) всегда являлось уделом немногих. Число владеющих греческим языком в странах Западной Европы также оставалось на протяжении средних веков (в отличие от античной эпохи) незначительным, чему в немалой степени способствовала отчужденность между католической и православной церквами, завершившаяся в 1054 г. открытым разрывом. Отражением подобного положения вещей стала известная поговорка: «Graecum est, non legitur» («Это по-гречески не читается»). Таким образом, безусловное первенство в иерархии языков безраздельно принадлежало латыни. Само понятие грамотности означало прежде всего знание этой последней, а социально значимым признавалось деление людей на litterati (образованных, т. е. владеющих латынью) и idiotae – неграмотных, знающих лишь «грубый» родной язык. Причем интернациональный статус латыни влек за собой одну существенно важную особенность: в тех случаях, когда она выступала в качестве переводящего языка (особенно если речь идет о религиозно-богословской и философской литературе), относить перевод к той или иной национальной традиции можно лишь чисто условно, имея в виду разве что национальность переводчика или его географическое местопребывание.

Вместе с тем, наряду с латынью, в тот или иной период достаточно важную роль могли играть и другие языки. Характерен в этом отношении пример старофранцузского, который получил весьма широкое международное распространение не только в Англии (где после норманнского завоевания и вплоть до конца XIV в. он занимал господствующие позиции), но и в других странах. На нем писали Марко Поло и Рустичелло, создавая известную книгу о странствованиях венецианского купца; его использовал флорентийский юрист и дипломат Брунетто Латини при написании энциклопедического труда «Книга сокровищ», считая, что этот язык – «наиболее приятный и наиболее распространенный среди людей» [29] . Естественно, что старофранцузский часто выступал и в роли исходного при переводе «художественной литературы» – произведений, где речь шла о воинских подвигах, сражениях, любовных приключениях и т. п.

29

Позднее на ту же тему Латини написал первую итальянскую дидактическую поэму «Малое сокровище».

3. Переводы религиозно-философской литературы

Утверждение христианства в качестве государственной религии всех стран в Европе потребовало создания латинских версий тех трудов, написанных главным образом по-гречески, которые могли бы стать для католической церкви надежным идеологическим фундаментом. С одной стороны, такую роль призваны были сыграть произведения собственно христианских мыслителей, с другой – соответствующим образом отобранные и обработанные памятники, оставленные мыслителями античной эпохи. После Боэция, о котором шла речь в предыдущем разделе, крупнейшим деятелем в этой области стал ирландец по происхождению Иоанн Скотт Эриугена, живший в IX в. (ок. 810–877).

В связи с личностью Эриугены представляется целесообразным сказать несколько слов о том вкладе, который внесли в культуру раннего Средневековья уроженцы «острова святых», как называли Ирландию. Несмотря на достаточно неблагоприятные исторические условия (внутренние междоусобицы, нашествия норманнов и т. д.), здесь продолжали сохраняться многие традиции, почти позабытые в VII–VIII вв. в континентальной Европе. В монастырских скрипториях осуществлялась интенсивная переписка сакральной, а отчасти и светской литературы и, кроме того, сохранялось знакомство с греческим языком, позволявшее заниматься переводами на латынь. Многие ученые монахи из Ирландии отправлялись в различные страны европейского континента, в частности, ко двору Карла Великого, где их роль была весьма заметной. Сам Эриугена подвизался при дворе внука последнего, Карла Лысого, который приблизил его к себе и часто беседовал с ним.