Наука о переводе. История и теория с древнейших времен до наших дней

Хухуни Георгий

Среди переводов Эриугены (сочинения философа-неоплатоника начала VI в. Присциана и труд одного из «отцов церкви», жившего в IV в., – Григория Нисского) особенно выделяются латинская версия «Ареопагитик», первоначально приписывавшихся знатному афиняну Дионисию Ареопагиту, обращенному в христианство апостолом Павлом [30] , а также комментарии к ним Максима Исповедника, жившего в конце VI – первой половине VII в.

30

Поскольку последующие изыскания показали, что названное произведение не могло быть создано ранее V в., его автора (о личности которого высказывались различные предположения) принять называть Псевдо-Дионисием Ареопагитом.

И по содержанию, и по форме «Ареопагитики», в которых речь идет о сложнейших религиозно-философских проблемах, необычайно трудны для понимания и тем более воссоздания на другом языке. Попытку осуществить подобное предпринял в 30-х

годах IX в. аббат монастыря Сен-Дени под Парижем, но его перевод оказался весьма неудачным и не получил распространения. Сам Эриугена также хорошо понимал стоявшие перед ним трудности, отмечая, что греческий язык лучше подходит для богословских и философских сочинений, поскольку обладает более совершенной и точной терминологией, нежели латинский, на котором соответствующие понятия не всегда могут быть переданы с достаточной точностью. Подчеркивая свое стремление проникнуть в суть оригинала и усвоить содержащуюся в нем мудрость, Эриугена отводит возможные упреки по поводу труднодоступности и неясности перевода, обусловленные слишком буквальным следованием подлиннику, почти дословно повторяя аналогичное замечание Боэция [31] : «Если кто-то сочтет перевод темным и менее понятным, пусть примет во внимание, что я переводчик этого труда, а не истолкователь. По этой причине очень боюсь, что приму на себя вину “верного переводчика”» [32] .

31

См. с. 34–35.

32

Jakobsen Е. Op. cit. P. 97.

Опасения Эриугены, как показали дальнейшие события, были не напрасны. Уже в IX в. относительно сделанного им перевода высказал критические замечания хранитель Ватиканской библиотеки Анастасий Библиотекарь – один из немногих западных авторов этой эпохи, который владел греческим языком и был знаком с греческой традицией. Отдавая должное труду своего предшественника – уроженца далекой страны «на краю света», который сумел понять столь трудные творения и воссоздать их на другом языке, – Анастасий тем не менее считал работу ирландца неудовлетворительной. И причиной тому являлся, по его мнению, излишний буквализм, результатом которого стала утрата присущей оригиналам глубины и высоты. Впрочем, сам Анастасий хорошо понимал причину, побудившую Эриугену избрать подобный метод, – страх отступить от собственного значения слов, поскольку это могло привести к искажению смысла. Но хотя ватиканский книжник и предпринял попытку дополнить и откорректировать перевод Эриугены по новым спискам сочинений Псевдо-Дионисия, позднейшие исследователи не преминули отметить, что его собственная практика не всегда соответствовала провозглашаемым им принципам, ибо латинские версии Анастасия изобилуют, с одной стороны, буквализмами и кальками с греческого, а с другой – вольными переложениями, где целые фразы исходного текста оказываются пропущенными [33] .

33

Помимо указанной версии «Ареопагитик», оказавшей большое влияние на философскую мысль Средневековья, перу Анастасия принадлежал ряд других переводов с греческого («Мученичество Дионисия Ареопагита» Мефодия Константинопольского, «Хронография» Феофана, житие Папы Мартина), среди которых особого упоминания заслуживает история об обретении мощей святого Клемента, автором которой был знаменитый создатель славянской письменности Константин (Кирилл) из Салоник.

Однако у перевода Эриугены были и гораздо более влиятельные недруги. Прежде всего следует назвать тогдашнего папу Николая I, весьма недовольного тем, что перевод был выполнен без его санкции. Поскольку значительное количество греческих философских терминов остались у ирландца непереведенными, он был вынужден представить изъяснение трудных выражений в духе христианской символики. Однако воззрения самого Эриугены оказались неприемлемыми, и его труды неоднократно (в XI и XIII вв.) были осуждены римской курией как еретические.

4. Арабская переводческая традиция и ее влияние на средневековую Европу

К середине XIII в. ранее враждебное отношение католической церкви к философскому наследию Аристотеля (доходившее до запрета на изучение его произведений) сменилось стремлением переосмыслить последнее и приспособить его к христианскому вероучению. Важнейшую роль в решении указанной задачи призвано было сыграть ознакомление западноевропейских ученых с трудами великого античного философа (ведь в предшествующий период Аристотеля знали по переводу Боэция лишь как логика, да и то не полностью). И первостепенное значение имели здесь контакты с арабоязычной мусульманской традицией.

Посредническую функцию этой последней трудно переоценить. В то время как на «латинском» Западе греческий язык оказывался все более и более забытым, в Арабском халифате, возникшем в результате обширных завоеваний и включавшем в себя множество стран и народов, напротив, культивировались наука и философия античной Греции. Это, в свою очередь, вызвало обильный поток переводов, не ослабевавший в течение IX и большей части X в. Причем в IX в. при халифе аль-Мамуне в столице халифата Багдаде был основан специальный «Дом мудрости», где трудились

многие замечательные переводчики и ученые и находилась своего рода публичная библиотека. Таким образом, переводческое дело в арабо-мусульманском мире было поставлено на государственную основу. Следует отметить, что сфера интересов арабских переводчиков была весьма обширной. Помимо работ чисто утилитарно-прикладного характера, они занимались и переводом теоретических трудов по физике, религии и т. д. Появились арабские версии Библии, Евангелия, книг по маздаизму. С санскрита и персидского языков было переведено несколько сочинений по астрономии, арифметике и политике, с греческого – важнейшие исследования по геометрии, медицине и астрономии, среди которых работы Галена, Гиппократа, Эвклида, Архимеда, Птолемея и других авторов. Но наибольшим вниманием и влиянием пользовались философские труды Аристотеля. Его именовали «Первым учителем» и не раз воссоздавали на арабском языке почти все его произведения по физике, метафизике, этике, теологии и логике. Для прояснения же темных и неясных мест в сочинениях великого грека переводились и позднеантичные комментарии к ним. Известно было в арабском мире и философское наследие Платона и неоплатоников. Об огромном интересе к древнегреческой философии свидетельствовало появление в XII в. своеобразной (и едва ли не единственной в средние века) истории философии Шахрастани – книги «Религиозные секты и философские школы», излагавшей учения античных мыслителей.

При всей враждебности, существовавшей между католическим Западом и мусульманским Востоком, взаимоотношения между ними отнюдь не ограничивались военными столкновениями. Уже с X в. можно говорить о наличии определенных культурных контактов. Здесь в первую очередь следует назвать монаха Герберта (ум. в 1003 г.) из аббатства Ориньяк (Овернь, Франция), ставшего впоследствии папой под именем Сильвестра II. Проведя несколько лет в Испании, еще в начале VIII в. завоеванной арабами, Герберт стал едва ли не первым западноевропейским ученым, познакомившимся с арабоязычной наукой и отразившим ее достижения в собственных трудах. Ученик Герберта, выходец из Италии Фульберт (ум. в 1028 г.), также усвоил через арабское посредство различные отрасли античного знания и привил этот дух основанной им недалеко от Парижа религиозно-философской Шартрской школе, просуществовавшей до второй половины XII в. На деятельность этой школы оказали большое воздействие выполненные во второй половине XI в. переводы арабских и греческих медицинских сочинений, создателем которых был обосновавшийся в итальянском монастыре Монте Кассин ученый врач Константин Африканец, происходивший из Карфагена. Большое значение имела и переводческая деятельность ученого и путешественника Аделярда из Баты, который родился в первой половине XII в. в Англии, учился во Франции, а затем побывал в Италии, Испании, Северной Африке и Малой Азии. Названный автор перевел с арабского знаменитые «Начала» Эвклида и некоторые труды арабоязычных математиков.

Вообще в XII–XIII вв. контакты средневековой Европы с арабо-мусульманской культурой приобрели такой широкий размах, что этот период часто именуют «великой эпохой переводов». Особо следует отметить Испанию, по которой прошла граница между христианским и мусульманским миром. К 1130 г. вокруг просвещенного епископа отвоеванного у мавров города Толедо Раймунда (ум. в 1151 г.) сложилась переводческая школа с арабского языка, обладавшая официальным статусом. Виднейшими ее представителями были Доминик Гундисалви, обращенный в христианство арабоязычный мудрец Ибн Дауд и Иоанн Севильский. Переводились в основном философские произведения, а также труды по астрономии, медицине и другим наукам. Заслуживает упоминания и деятельность итальянца по происхождению Герарда Кремонского (ум. в 1187 г.), которому приписывалось более ста переводов. Работали переводчики с арабского и в других испанских городах.

В XIII в. к Толедской школе присоединяется еще один центр – в Палермо (Сицилия), при дворе императора Фридриха II Гогенштауфен и его сына Манфреда. В Толедо, а затем в Палермо активно переводил с арабского языка на латынь философ, астролог и алхимик Михаил (Майкл) Скотт (1180–1235). Причем переводились как сочинения арабских и еврейских авторов – Аверроэса (Ибн-Рушда), Авиценны (Ибн-Сины), Ибн-Гебироля, Моисея Маймонида, так и арабо-язычные версии (и комментарии к ним) античных авторов – Платона, Плотина, Прокла и многих других. Но особую роль сыграли переводы Аристотеля, который превратился в главный авторитет средневековой схоластики.

Между тем арабская переводческая традиция (по которой в основном и знали Аристотеля) имела свою специфику, весьма существенно повлиявшую на понимание творений великого древнегреческого мыслителя. Прежде всего, само учение Аристотеля воспринималось сквозь призму позднейших его комментаторов, а труды последних приписывались непосредственно Первому учителю. Кроме того, многие переводы выполнялись не с греческого, а с сирийского языка, лучше известного на Ближнем Востоке (а интенсивная переводческая деятельность сирийцев уже в первых веках нашей эры принесла им славу «народа переводчиков»). Таким образом, возникала весьма опасная для адекватного понимания текста ситуация, когда, ссылаясь на Аристотеля, тот или иной западноевропейский схоласт на самом деле имел в виду латинский перевод арабского перевода сирийского перевода греческого оригинала со всеми вытекающими отсюда последствиями.