Наука побеждать. Авантюра
Шрифт:
– Вторую руку перешибём, - заржал как конь второй громила.
Я выхватил из кобуры пистолет и, без колебаний, всадил пулю ему в голову. Громила дёрнулся, покачнулся и осел на мостовую. Собравшаяся вокруг нас толпа зевак, раздалась в стороны с совокупным охом.
– И чё терь делать будешь?
– по-крысиному оскалился коротышка.
– Без пистоля?
Я спокойно вложил пистолет в кобуру и погладил корзину палаша.
– Прекратить безобразия!
– прогремел зычный голос городового. Во
– Расходитесь! Разойтись! Нечего тут стоять!
Подойдя к нам, попутно практически разогнав толпу, он спросил, вроде бы ни к кому не обращаясь:
– Что тут твориться? Кто стрелял?
– Я стрелял, - ответил я.
– Штабс-капитан Суворов, командир гренадерской роты Полоцкого пехотного полка. Нахожусь в отпуске.
– По какому поводу стреляли?
– не дал сбить себя с толку и ошарашить званиями городовой.
– Эти трое, - я указал на невысокого и двух - живого и мёртвого - громил, - напали на меня, наверное, с целью грабежа.
– Федька!
– крикнул на коротышку городовой.
– Совсем страх потерял?! В арестантские роты захотел?!
– Да вы что, Иннокентий Феофилактович, - голос невысокого Федьки разительно изменился (и как он только выговаривал отчество городового?), - ничего такого. Они к нашему солдату прибодались, мы ему, того, объяснить хотели, что к чему. А они сразу за пистоль, сразу - бах!
– и Копыту голову прошибли.
– Правильно сделал, - одобрил мои действия городовой.
– Копыто твой, Федька, совсем с головою не дружил, вот и потерял её.
Он рассмеялся своей неказистой шутке. Федька поддержал его.
– В общем, иди отсюда, Федька, с глаз моих долой, - отсмеявшись, сказал ему городовой.
– И Копыту забирай. Нечего ему тут валяться.
А когда уголовники покинули поле боя, городовой обратился ко мне:
– Забирайте своего солдата, господин штабс-капитан, и проваливайте как можно скорей. Федька - мелочь, малёк, но верховодит у нищих человек страшный. Ему надо имя своё, renommИe, сохранить, а за ради этого он, на что угодно пойдёт. В уголовной среде имя - это всё, потеряешь имя, потеряешь и власть.
– Для чего вы мне всё это говорите?
– поинтересовался я у городового.
– Могу вас уверить, что мне это совершенно неинтересно.
– Понимаю, господин штабс-капитан, - кивнул городовой.
– А говорю вам всё это не для того, чтобы, Боже упаси, напугать вас. Нет. Я к тому, что они ни перед чем не остановятся. И на убийство пойдут.
– Я вполне могу за себя постоять, - ответил я.
– Ничуть не сомневаюсь в этом. Но, я вижу, у вас рука на перевязи, а солдат ваш и вовсе не боец уже. Трудненько вам будет совладать с Грачём и его бандой.
–
– усмехнулся я.
– Ну, это как сказать, - пожал плечами городовой.
– Да никак, - отмахнулся я.
– Жильцов, за мной!
Из-за происшествия на станции, на дилижанс я, конечно, опоздал. Поэтому, передав Жильцову часть своего нехитрого багажа, направился в первый же, более-менее приличный, трактир. Половой попытался было не пустить Жильцова, крича, что нищим в приличное заведение ходу нет.
– Это не нищий, - ответил я, - а заслуженный солдат и мой денщик. Вопросы?
– Знаем мы этого заслуженного, - буркнул половой, низко кланяясь мне.
– Он тут гулять начинал.
Мне захотелось врезать ему по холёной физиономии, но опускаться до мордобоя, да ещё и на трезвую голову - mauvais ton. Мы с Жильцовым прошли через всё заведение к дальнему столу, сопровождаемые взглядами посетителей, по большей части, неприязненными, а то и откровенно презрительными.
– Ты когда в последний раз нормально ел?
– спросил я у Жильцова, когда мы сели за стол.
– Не помню уж, - пожал плечами тот. Нищенские привычки снова взяли верх, сидел он, сильно сгорбившись и опустив глаза.
– Давно.
– Человек!
– щёлкнул я пальцами.
– Человек!
Половой подошёл к нам с явной неохотой, но куда денешься - работа такая.
– Чего изволите-с?
– Еды простой, главное, побольше, - заказал я.
– И пива. Некрепкого.
– Понял вас, - кивнул половой, делая вид, что записывает в свой блокнот.
– Ну, рассказывай, Жильцов, - сказал я, - как дошёл ты до жизни такой?
– Как списали меня с ваших денщиков, - начал он, - на дирижабле, значит, в Вильно доставили. Выдали, честь по чести, выходное жалование. А куда мне идти? Ни дома, ни семьи, един, как перст. Вот и покатился. Покуда деньги были - пил, гулял. Друзей завёл по всему Вильну. Как деньга кончилась, друзья пропали, почти все. За деньги тех, что остались - пил дальше. Уже по-чёрному. Потом оказалось, что я всем должен и много должен. И усадили меня эти друзья на паперти, христарадничать. Сказали, нынче время военное, солдат - в цене, много подавать станут.
Посреди рассказа принесли еду, однако Жильцов, не смотря на плотоядные взгляды на дымящиеся тарелки и горшки, сначала рассказал обо всём по порядку, и только после этого приступил к еде.
Пока он рассказывал, а потом ел, в трактир прибыла весьма внушительная делегация местного уголовного элемента. Как только они вошли в трактир, большая часть посетителей нашла неотложные дела, и поспешила расплатиться и уйти. Остались только завсегдатаи и какие-то горькие пьяницы, не отвлекающиеся от своих стаканов со скверной водкой.