Не ангел

Винченци Пенни

— Позволь уж мне судить об этом. Я считаю, что репутация «Литтонс» изрядно пострадала. И несомненно, мисс Томас приложила к этому руку.

— Оливер, перестань, ей-богу. Она заслужила столько похвал за свои обложки, особенно к любовным романам.

— Вот именно. К хламу, который мы больше не издаем.

Любовные романы действительно больше не издавали: такое распоряжение отдал Оливер после бурной ссоры с Селией.

— А что касается «Меридиана»… — Селия изо всех сил старалась сдерживаться. — Обложка Джилл просто замечательная!

— Ну да… Это тебе она нравится да еще Бруку и, несомненно,

художественному отделу. Но из этого не следует, что она понравится публике. И если книга станет расходиться не так хорошо, как ты думаешь, у меня будет вполне конкретное мнение, почему так происходит.

— ММ обложка тоже понравилась.

— Ну, в этих вопросах ММ едва ли может выступать судьей. — (Селия промолчала.) — Как бы то ни было, Джеймс возвращается через месяц. Ты сама поговоришь с Джилл Томас или это сделать мне? Я буду рад, если ты возьмешь это на себя. Догадываюсь, что вы в некотором роде сдружились, и, кстати, по-моему, это тоже ошибка.

— А разве Джеймс Шарп тебе не друг? — начала горячиться Селия. — Оливер, это гадко! Просто не знаю, что и сказать. Но то, что ты требуешь, нечестно и несправедливо, не говоря уже о грубом нарушении профессиональной этики.

— Бесполезный разговор, — отрезал Оливер, — я, пожалуй, сам побеседую с мисс Томас.

— Только попробуй! — крикнула она. — Только посмей!

Селия вышла из кабинета, хлопнув дверью, а придя к себе, поняла, что плачет. Она подошла к столу и уронила голову на руки.

— Селия, — раздался голос Себастьяна, — ради бога, что с вами?

Он сидел на одном из диванов, и она его даже не заметила. Селия взглянула на него и, торопливо вытерев слезы, попыталась улыбнуться.

— У вас ужасно расстроенный вид.

— Я на самом деле ужасно расстроена.

— Чем?

— Да… неважно.

— Ясно, что важно. Расскажете мне об этом за обедом?

Последовало молчание. А потом Селия сказала — очень просто, глядя ему в глаза с молчаливым согласием на все:

— Да, Себастьян. Да, охотно. Спасибо.

Глава 19

— Дорогой, мне понадобится куча новых нарядов. Куча.

— Я куплю тебе все, что скажешь. А почему вдруг ты заговорила об этом?

— Я еду в Лондон. Скорее всего.

— В Лондон?

— Да. Но не раньше весны. Все в порядке, не волнуйся так. Вот письмо от Селии Литтон. Она сообщает, что собирается издать мои стихи. Чудесно, правда? Отдельной книжкой, скорее всего небольшой, как она пишет, но с иллюстрациями. Я уже говорила с Джилл Томас, которая работала в «Литтонс», а теперь организовала свою дизайн-студию, и Джилл очень загорелась этой идеей. Сказала, что рисунки должны быть в стиле Бёрдслея [25] , только мягче. Звучит потрясающе, да?

25

Обри Винсент Бёрдслей (1872–1898) — английский художник-график, иллюстратор, декоратор. — Прим. ред.

— Звучит ужасно.

— Почему?

— Терпеть не могу Бёрдслея, — с каменным лицом пояснил Джон.

— Джон, да я не

об иллюстрациях, я обо всем в целом.

— Знаю, моя дорогая. Просто шучу. Я невероятно горжусь тобой. Замечательная новость! Можно, я тоже поеду на эту встречу? Или ты хочешь ехать одна?

— Конечно, я буду рада, если ты поедешь. Но вообще-то… — Она снова уткнулась в письмо. — Подожди-ка, я не дочитала. Оказывается, они сами едут сюда. Точнее, Оливер едет. И похоже, очень скоро. Повидать Роберта и навестить свой филиал. А ведь он, должно быть, изменился с тех пор, как мы виделись в последний раз. Это же было еще до войны.

— Да, помнится, он тебя прямо-таки очаровал, — сказал Джон.

— Правда? — На лице Фелисити появилось выражение полного недоумения. — Не помню.

— Зато я помню. Мне тогда надоело слушать, какой он романтический, какой байронический — именно в таких выражениях ты его описывала.

— Джон Бруер, я бы никогда не употребила таких слов. Ты что-то путаешь.

— Нет, не путаю. А вообще-то, Оливер, похоже, приятный малый. Очень сдержанный.

— По-моему, сдержанность — хорошее качество, — заметила Фелисити, — особенно начинаешь ценить его, если живешь в одном доме с чрезвычайно агрессивными мужчинами.

— Это мы-то чрезвычайно агрессивны?

— Да. Пожалуй, за исключением Кайла.

— Ну, по мне, уж лучше агрессивный мужчина, чем агрессивная женщина. Селия мне показалась именно такой.

— У нее, безусловно, сильный характер, — согласилась Фелисити, — но…

— Сильный? Это девятый вал! Правда, красивый. В любом случае, дорогая, я рад за твои успехи. Нужно куда-нибудь пойти это отметить. Куда бы тебе хотелось?

— О, все равно. Куда угодно.

— Тогда давай сходим к «Дедушке Колю» на Сент-Реджис. Тебе там понравится. Отделан по последней моде.

— С превеликим удовольствием. Хочу посмотреть знаменитую настенную роспись, о которой все говорят. Работы Максфилда Пэрриша [26] . Я слышала, она громадная.

— Громадная, это точно. Не совсем в моем вкусе, но тем не менее. А теперь, дорогая, мне нужно идти. В девять тридцать у нас очень важная встреча с архитекторами.

— По новому отелю?

— Да. Через неделю надо начинать строительство, а они все еще спорят по поводу кровли. Помнишь, я тебе рассказывал об атриуме?

26

Максфилд Пэрриш (1870–1966) — известный американский живописец и книжный иллюстратор. — Прим. ред.

— А… да. Все не могу понять, каким чудесным образом вам удалось заполучить этот проект, после того как контракт уже был заключен с «Хэгмен Беттс»?

— Да, и правда чудо, — загадочно улыбаясь, ответил Джон. — Подарок судьбы.

— В некотором роде. Тебе не кажется, что даже теперь у вас могут быть проблемы?

— Абсолютно исключено. Все нормально: финансы, строители. Единственная проблема, слава богу, — это найти время и людей, которые со всем справятся. Дом на Шестьдесят второй Уэст начинаем на будущей неделе, и теперь «Ри — Голдберг» нас тоже торопят.