Не дразни меня
Шрифт:
В моей груди тесно и горячо. Шагая к машине Адама, я крепко держусь за его руку и еле за ним поспеваю. В горле плотный ком.
Он открывает заднюю дверь, нажимает кнопки на панели управления климатом в салоне и помогает мне усесться.
– Грейся, - говорит коротко, хлопает дверью и уходит.
Я закутываюсь в пальто и смотрю в окно на то, как он вынимает сигареты из кармана и закуривает. Стоит в свете фар и, щурясь, смотрит на мою машину.
Хлопаю глазами и, должно быть, глупо улыбаюсь. Я оглушена и дезориентирована, но понимаю, что
И пусть Марат и отец, глядя с небес, проклинают меня, пусть отвернуться все знакомые и родня - я променяю всё, что имею на него одного.
Шмыгнув носом, забираюсь на сидение с ногами. Оно становится теплым, и я начинаю согреваться.
Адам выбросив окурок, кому звонит и долго разговаривает, время от времени бросая взгляды на лобовое стекло внедорожника. Я знаю, что он ждёт того, кто отгонит мою машину, и ёрзаю от нетерпения. Накопившаяся за месяц тоска душит, мне срочно нужно его всего.
Наконец, дорогу освещают фары чёрного джипа, из которого выпрыгивает мужчина и идет к моей машине. Литовский передает ему ключи от неё и ждёт, когда её отгонят.
Через десять минут мы снова остаемся одни. Дверь открывается, Адам снимает куртку, перебрасывает её на переднее сидение и залезает ко мне на заднее. Воздух в салоне становится холоднее, а кислорода в разы меньше. Моя кожа тут же покрывается испариной.
– Согрелась?
От него пахнет соснами, ветром и всем, от чего я схожу с ума.
– С кем ты говорил по телефону?
– Все знать надо?
– усмехается, стягивая с меня пальто.
– Да.
– С адвокатом. Свернул наш развод к хуям.
– Правда?!
– Вот и он так же спросил... Блядь... Иди сюда, а!...
Сначала рывок вперед и грубый, забирающий остатки дыхания, глубокий поцелуй. Потом треск ткани на моей груди и посыпавшиеся на пол мелкие пуговицы.
Я трясусь, потому что каждое его действие, прикосновение и взгляд отзываются во мне мощными приливами возбуждения. Хватаясь за низ футболки, дергаю её, потому что она мешает мне чувствовать. Снимаем её вместе, и я тут же даю волю рукам. Горячая плотная кожа, стальные выпуклые мышцы под ней, густые волоски на груди и мелкие напряженные соски. Ощупываю всё это, как маньячка, но и Литовский не отстает. Срывает бюстгальтер и сминает мою грудь. Я стону в его рот и чувствую, как он торопливо сдирает с меня брюки. Те застревают на уровне бёдер, потому что между ними сам Литовский, и тогда он с трудом освобождает только одну мою ногу, расстегивает ширинку своих джинсов, спускает их вместе в боксерами и, сдвинув полоску стрингов в сторону, врезается сразу на всю длину.
Я шиплю, закинув голову назад. Картинка перед глазами смазывается.
Сильное распирание и давление в самую глубину дарят шокирующе невероятные ощущения.
– Бля-а-а-а...
– сипит Адам, фиксируя мои бедра обеими руками.
Выходит почти полностью и толкается снова. Тепло в низу моего живота ширится, густеет и вскоре заполняет
Мы трахаемся. Дико и примитивно утоляем жажду друг в друге. Он берёт быстро и жёстко, не отвлекаясь на сантименты и нежности. Всё потом, а сейчас инстинкты и удовлетворение низменных физиологический потребностей.
Я срываюсь первой, вцепившись руками в его шею и прикусив зубами колючий подбородок, выгибаюсь в сладчайшей судороге. Адам продерживается ещё полминуты и кончает в меня.
Даёт себе немного времени на восстановление дыхания и поднимается на руках.
– Ты хочешь отвезти меня к родителям?
– спрашиваю шепотом.
– Нет.
– Почему тогда до дома не дотерпел?
Он целует кончик носа, а потом, высунув язык, пошло облизывает мои губы.
– Дома повторим.
Я часто-часто моргаю, потому что картинка перед глазами всё время размывается.
– Адам... я не верю...
Проехавшись щетиной по моей щеке, он прикусывает шею.
Мой оборотень. Мой волчара. Всегда так хочу - за ним, под ним.
Потом мы обтираемся салфетками и одеваемся. И если с моими брюками дела обстоят не так плачевно, то блузку придётся выбросить - порванный рукав и выдранные с корнями пуговицы реставрации не подлежат.
– Животное...
– ворчу под нос, чтобы не улыбаться, как недалекой дурочке.
Литовский усмехается и пересаживается за руль. Я, накинув пальто на голое тело, занимаю место рядом с ним.
Тепло, негромко играет музыка. Свет фар встречных машин выхватывают из темноты его хищный профиль.
– Адам...
– М?...
– Сколько их было за этот месяц?
– выговариваю и тут же прикусываю обе губы.
Не знаю, зачем, но мне нужно знать точное количество и качество прошедших через его постель. Будет больно, но я должна знать правду.
– Кого?
– отзывается ровно, как бы между прочим.
– Женщин. Твоих любовниц.
Мотнув головой, он смотрит на меня и возвращает взгляд к дороге.
– Больше не о чем спросить? Это единственное, что тебя интересует, Яра?
– Я приму, Адам!... Мы же почти развелись, и ты не обязан был хранить мне верность...
– Я никого не трахал, - перебивает он.
Застыв, какое-то время пялюсь на дорогу через лобовое стекло. Он так легко сказал эти слова, что они слишком сильно похожи на правду.
– Что, совсем никого?...
– Не до этого было, - буркает, включая поворотник и ловко входя в поворот, - Думаешь, мне больше заняться нечем было?
Безмолвно глотая слёзы, я молчу до самого дома. Только когда внедорожник въезжает на территорию и останавливается у входа, я поворачиваюсь к Литовскому всем корпусом и тихо спрашиваю:
– Адам, ты точно уверен, что не хочешь со мной разводиться?
– На сто процентов. А ты?...
– Я бы, наверное, умерла, если бы мы развелись.