НЕ/ДРУГ
Шрифт:
Это было делом секунды. Только что она стояла на двойной сплошной – и вот уже превратилась в куклу, подброшенную над дорогой красным внедорожником на второй полосе. Славик, будто получивший удар под дых, окаменел с разинутым ртом. Он видел, как нечто маленькое, светло-синее описало высокую дугу и шлепнулось на тротуар на противоположной стороне проспекта, прямо под ноги шествовавшей мимо тучной старухе, которая немедленно завизжала. Ее визг слился с визгом тормозов, с криками, с истошными гудками машин.
– Вот
Славик, не особенно понимая, что он делает, открыл дверь и высунулся из машины, затем вышел. Красный внедорожник затормозил метров через двадцать после столкновения, его владелец сидел, уронив голову на руль.
Тело упало на разделительную полосу между вторым и третьим рядами. В основном машины объезжали его, сбавляя скорость, но некоторые остановились.
Славик заметил, что ноги Вари, лежавшей ничком, босые. Одна синяя туфля валялась неподалеку, а другая, как он понял теперь, и была тем предметом, отлетевшим на тротуар.
– Не жилец, – произнес Саврасов.
Останавливая машины растопыренной пятерней (ехали они небыстро, видели: случилось что-то), Славик побежал к месту происшествия. На тротуаре уже скопились люди, кто-то по мобильному орал: «Скорая? Тут женщину сшибли!..» Двое выбрались из машин, подошли к телу и стояли, потерянно перетаптываясь, кто-то из окна автомобиля крикнул: «Надо проверить, жива ли!»
У Славика зазвонил телефон в кармане. Автоматически он поднес трубку к уху.
– Она жива? Да говори скорей, она жива? – дрогнувшим голосом спросила Жукова.
Славик посмотрел на тело, замершее в изломанной, неправильной позе.
– Вряд ли.
– Останься, скажешь милиции, кто она, что ты ее вез с Мосфильма в офис.
Славик оглянулся: их машина была пуста, Жукова ушла оттуда.
– Скажешь, что высадил меня у Кутузовской, возле торгового центра. Ясно? – продолжала начальница. Голос у нее был неровный, похоже, она говорила на ходу, чуть ли не на бегу.
– Хорошо.
– Я вышла раньше, понял? А дальше ты ехал в офис и тут она попросила высадить.
– Хорошо, – тупо повторил Славик.
– Я просто не хочу, чтобы мое имя где-то трепали, – торопливо говорила Жукова. —Славик, ты всё понял? Не подведи меня! Понял?
– Хорошо, – кивнул Саврасов. – Да-да!
Он словно только-только начал отходить от заморозки.
– Я позже позвоню, – бросила Катерина и отключилась.
Глава 6
Бар с погашеным светом, пустой: тьма, голые стулья, столы, висят прозрачные шеренги шаров-бокалов над стойкой, блестят бутылки с разноцветными жидкостями – еле-еле поблескивают, не то, что вчера, когда все играло в лучах подсветки.
Аля прохаживалась в оставленной декорации.
«Золотой мой! Чемпион ты мой! Больше чувства! Чтоб
Свирская чуть размяла лицо (пусть не гуттаперчиевую физию, но почти), затем выпятила челюсть вместе с нижней губой, верхнюю прогнула луком, брови надвинула на глаза…
– Не плачь, – железобетонным голосом. – Я найду этих подонков!
– Похож! – хехекнул кто-то рядом.
У декорации притормозил реквизитор.
Руки растопырились кренделем, будто бугры мышц не позволяют им прижаться к бокам. Пластика мастодонта в походке.
– Уланов? – спросил еще кто-то. Зрителей прибавилось.
– Зря они со мной связались, – сказала гранитная ряха, надетая поверх Алиного лица.
Вокруг заржали. Передразнивать у Свирской всегда получалось.
«Уланов» загудел, прохаживаясь:
– Ну все, последний дубль! Я же не подопытный кролик, что вы меня, как Полпот Кампучию. Я школу МХАТа не кончал!
Переливавшиеся хихи-хаха вдруг оборвались. Аля бросила взгляд в аудиторию – вот черт! Посреди съемочного народа стоял, скрестив руки на груди, возмущенный блондин-продюсер, а рядом – сама Жукова с каменной физиономией.
– Девушка, ты что себе позволяешь? – завопил белесый. – А если бы Уланов сюда подошел?! Ты совсем…
– Да ладно, – сказала Катерина. – Игорь, не нуди. Клево получилось, – обратилась она к Але, – Только чур – больше на звезду не тявкай!
Замолкшие киношники облегченно поддержали ее общим смешком.
– Расходимся! Дел полно, – скомандовал зрителям белесый.
– А пойдем-ка и мы, голубчик, – подхватила Жукова блондина под руку, – Поболтаем в стороне…
Аля проводила взглядом уходящих в разные стороны киношников. Только что все пребывали в полупраздничном расслаблении перед финишем – и вот распался круг зрителей, смешки сменились звуками шагов, щелканьем тумблеров, деловитыми окриками, уговорами по мобильным, скрежетом железа о бетонный пол, шелестом бумаги. Пусть к ней развернулись спиной, она и спины эти готова была любить, и весь этот гул – гул волшебной фабрики. Милые, вы хоть понимаете свое везение? Вы-то останетесь, а у меня конец съемок – конец. Уже завтра – хоть в Ярославль возвращайся.
– Посторонись, – потеснили Алю из вчерашней декорации.
И декорацию, ломоть темного бара, начали разбирать. Двое рабочих сняли с петель красную дверь и понесли мимо Али. Еще один вход в мир кино проплыл мимо носа.
«Последний день» – произнесла она тихо, перекатывая во рту горечь звуков. Ей почему-то вспомнился другой последний день – у моря. Песок, убегающий через пальцы. Протяжные зазывания разносчиков кукурузы, тающего мороженого, резаных арбузов. Пена, утекающая из-под ног.