Не хлебом единым

Смолькин Игорь Александрович

Серафима притихла и так молча посидела минутку другую, потом прихлопнула по коленкам руками и сказала

— Права ты во всем, Анна Петровна, во всем права. Но нет у нас сил жить по такой твоей правоте. Пойми, как я заставлю детей горести и скорби любить? Они и постятся-то лишь в Пятницу Страстную перед Пасхой. Причаститься дочку еле-еле согнала в последний раз. А внучка вообще не желает идти в храм. Зачем, говорит, пережитки, мол. Прости Господи... — неожиданно Серафима заплакала.

— Молись, Серафимущка, Господь управит, — утешала Анна Петровна, но помнила

она, что и у них с Антонинушкой в роду много таких же, которые в затмении веру считают пережитком. Действительно, прости им Господи!

Поздно вечером, когда остались они вдвоем с сестрицей, Антонинушка вдруг обратилась с неожиданной просьбой:

— Будут меня хоронить, если пост будет, пусть стол поминальный постным делают и водки не надо. Это обязательно!

— А что это ты об этом, Антонинушка? — растерялась Анна Петровна, когда это тебя хоронить? Что еще выдумала? — говорила, а сама не верила — ведь и вправду — не сегодня завтра.

— Тебе что же сон какой приснился? — пыталась было доискаться, но сестрица не стала ничего объяснять, а еще раз напомнила:

— Так не забудь, Аннушка, если в пост!

Ночью Анна Петровна все прислушивалась со страхом: а вдруг сегодня? Но, слава Богу, ничего не произошло. Спокойно прошли и последующие несколько дней…

Четырнадцатого марта начался Великий пост. А ночью остановился их старый сталинский будильник. Анну Петровну буквально вытолкнуло из сна острое предчувствие беды. Что-то случилось! Она встрепенулась и решила, было, что умерла сестрица.

— Антонина! — закричала она в голос, но тут же услышала:

— Здесь я сестрица, здесь.

Что же это такое? Господи, помилуй. И тут она поняла, что не слышит тиканья будильника. Много-много лет она аккуратно его заводила каждый вечер, и накануне тоже, и он не подводил, без устали, как какой-нибудь былинный богатырь, стучал себе и стучал, но вот... все-таки остановился. Не к добру это. К беде... Значит скоро? Действительно скоро? Господи, не забирай ее, — взмолилась она, — как же я одна?

Протянулись первая, вторая и третья недели поста. Сестрица почти что не ела. Она выпивала раз в день теплой водички, а иногда и от этого отказывалась. Кушала лишь в субботу и воскресенье — по одному разу. В Благовещение ее причастил батюшка из Мироносицкого храма. Антонинушка воспрянула и посвежела лицом, но через пару дней уже не смогла подняться с кровати и лежала теперь, вышептывая непресекающуюся молитовку. На это давал ей Господь еще сил.

Анна Петровна уже не плакала, она смирилась и подолгу сидела рядом с сестрицей, словно желая напоследок на нее насмотреться. А за окном все дышало весной. Снег совсем сошел, и деревья набухали жизнью. Природа лишь готовилась, а люди уже ожили: детвора играла в футбол, и покрикивали выпивающие за доминошным столом мужички. Такова жизнь: совсем незаметно перетекает она из нынешнего века в будущий и те, которые остаются не замечают этого, предаваясь привычной суете. Самая великая тайна всех времен — тайна смерти — остается вне этого круга повседневной суеты. Увы!

В субботу,

перед цветоносной неделей, Антонинушку соборовали и еще раз причастили. Сделал это все тот же безотказный мироносицкий батюшка, спаси его Господи. Ах, если бы мог приехать батюшка Валентин! Но у него столько страждущих чад, столько неотложных обязанностей и дел, что оторваться от прихода невозможно никак. Даже на епархиальные собрания давным-давно не ездил батюшка, что всегда обрушивало на его голову недовольство церковного начальства. И отпусков никаких не было — уже много-много лет. Но, слава Богу, думала Анна Петровна, не осталась сестрица без напутствия. Слава Богу!

Так с Божией помощью дожили до Пасхи. Словно в ладошках, бережно несла Анна Петровна Благую весть о Воскресении и с порога комнаты возвестила сестрице:

— Христос Воскресе!

— Воистину Воскресе! — тихо отозвалась Антонинушка.

Анна Петровна подошла к сестрице и они похристосовались.

— Возьми сестричка дорогая! — протянула Анна Петровна красное пасхальное яичко.

Антонинушка приняла и чуть заметная улыбка тронула ее безцветные, без кровинушки губы:

— Помнишь, Аннушка, сон я видела про яичко?

— Про яичко? Ах да! — не сразу вспомнила Анна Петровна.

Года два назад увидела сестрица такой сон. Кто-то стучит ей будто в окошко. Она открывает раму и видит юношу в светлых одеждах. Тот протягивает ей красное пасхальное яичко и говорит: “Это тебе за среду и пятницу!” Такой был сон. Понятно, что постница Антонинушка была великая, среду и пятницу сызмальства неукоснительно блюла, но почему такой подарок, да еще летом, когда Пасха давно миновала? Так и остался сон неразгаданным...

— Вот и дожили мы с тобой до Воскресения Христова, — по плечику погладила Анна Петровна сестричку, — теперь, с Божией помощью, до Троицы будем жить.

Антонинушка смотрела с радостью, но было в ее глазах и нечто непонятное для Анны Петровны — некое знание о грядущем, о котором сестрица помалкивала. Что-то будет? Что-то подаст Господь?

Во вторник на Светлой седмице кто-то негромко постучал в дверь. Анна Петровна удивляясь, — отчего не звонят? — пошла открывать. На пороге стояла женщина будто бы и знакомая, но столь смутно, что узнать сразу не удалось

— Я из Печор, Галина, помните? В Камно мы видались пару раз.

— Галина? Помню, помню, проходите, — и вправду теперь вспомнила Анна Петровна.

Женщина замялась и спросила:

— Сестрица-то ваша жива?

Отчего-то вдруг похолодело внутри у Анны Петровны, отчего-то зашлось острой болью сердце.

— Жива, — тихо ответила она и с силой прижала руку к груди.

— Слава Богу, — перекрестилась Галина, — а меня батюшка прислал, помните отца Иоаана Максимова?

Анна Петровна молча кивнула, а Галина продолжала:

— Ему сон на Пасху был, пришла певчая Анна, старая подруга вашей сестрицы, покойная как лет тридцать. Пришла и говорит: “Антонину похороните рядом со мной!” Батюшка это и велел вам передать. Только он думал, что умерла уже Антонина...