Не хлебом единым
Шрифт:
Молодежь ушла в храм, а она медленно брела, опираясь на костылик и готовила себя к встрече. Она схитрила: не хотелось ей вовсе ни с кем обмениваться ни единым словечком. Может быть потом, после, а сейчас же никак нельзя, сейчас она оградила себя одиночеством. Нужно вымести сор изнутри. Стыдно предстать пред батюшкой, наполненной всяким духовным мусором. Хотя батюшка, как сам он говорит на исповеди, “точию свидетель есмь” пред Господом, а Господь же видит всех, и не скрыта от Него ни единая наша мысль. Но оттого и нельзя заходить в храм походя, как в сарай или клуб, нужно откинуть все мирские попечения. И батюшка, как никто другой, знал об этом. Недаром уже на калитке кладбищенской ограды и на самих ее стенах красной славянской вязью были начертаны душеполезные изречения, чтобы и в этот недолгий путь до церковных дверей душа соответственным настроем могла приготовиться
В храме народа собралось уже немало — это те, которые без машин, которые встали чуть свет и добирались на пригородном автобусе, а потом версту пешком через поле, а кое-кто по годами ее уж догоняет... Служба шла в главном Георгиевском храме. Утреня только начиналась. Псаломщик читал шестопсалмие, а батюшка стоял спиной у царских врат. Был он в новой золотой ризе — старая желтая, как помнила Анна Петровна, давно истерлась донельзя. Но наверняка не сразу согласился батюшка на эту обновку, не таков он. Для иных священников внешний блеск чуть ли не главное, но не для него. Помнится, покойный Владыка Иоанн, в бытность свою управления епархией, наградил батюшку митрой, но тот по скромности никогда ее не надевал — считал, что недостоин. Новый же Владыка, митрополит Владимир, отобрал право на ее ношение по той причине, что прежним архиереем при награждении не были соблюдены необходимые формальности. А батюшка вздохнул спокойнее. Он вообще вскоре кому-то ее подарил и даже после, спустя годы, когда на Псковскую кафедру назначен был архиепископ Евсевий, когда батюшка был восстановлен в правах на эту свою высокую награду, он уже не позволил ее купить для себя и для многих оставался тайным митрофорным протоиереем...
Анна Петровна присела на скамеечку, слева у западной стены и оглядела — словно ласково прикоснулась — святые лики на иконах. Сколько же их тут — дорогих многолетних знакомых? Добро и успокоительно глядели со святых образов Спаситель, Божия Матерь, святые угодники Божии — и великие, почитаемые всей полнотой православного мира, и Псковские, знаемые, возможно, лишь в окрестных городах и весях. Главный храм с престолом во имя великомученика Георгия был небольшим, но весь он был увешан святыми образами, от того и сам походил на пропахшую ладаном старого письма икону, древнюю и намоленную многими поколениями прихожан. На северной стене в большом красивой работы киоте, как драгоценная жемчужина, хранилась Старорусская икона Божией Матери, почитаемая чудотворной. На праздники ее Крестным ходом обносили вокруг храма. Рядом, также в драгоценных ризах — образа преподобного Серафима Саровского, великомученика и целителя Пантелеимона, Георгия Победоносца и множество других. А на верх иконостаса, по обе стороны от Царских врат, вознесены были большие иконы с собором всех святых, теряющихся в перспективе тысячами сияющих нимбов... Анна Петровна тихо молилась, не вступая ни в какие разговоры. Она специально низко наклонила голову, что бы к ней лишний раз не обращались, но когда кто-то все же здоровался, она лишь молча кивала в ответ. Она давно смирилась с тем, что не может стоять во время службы. Годы-годы... Святитель Филарет Московский как-то сказал, что лучше сидя думать о молитве, чем стоя о ногах. Воистину так! Ее больных ножек хватало лишь на самые ответственные моменты.
— Всякое дыхание да хвалит Господа, — возгласил батюшка прокимен перед чтением Евангелия, и Анна Петровна встала. В такой момент невозможно было сидеть.
А батюшка читал. Он читал не так, как делают это соборные протодиаконы — громогласно, с понижением и повышением тона, когда звучание голоса является самостоятельным действом, отвлекающим от сути и смысла происходящего — он читал ровно и спокойно, так что прихожане невольно вслушивались в смысл читаемого, проникались его непреходящим значением и приобщались к великой, благодатной силе слова Божиего. Закончив чтение, батюшка положил Евангелие на аналой и вынес из алтаря святое маслице. Верующие потянулись на помазание: сначала прикладывались к Святому Евангелию, потом, сложив руки лодочкой, подходили к священнику. Каждому батюшка, начертав на лбу маленький крестик, говорил краткое напутствие, одну лишь, казалось бы, случайную строчку. Но нет, отнюдь не случайные это были слова. Просто чудо, как удивительно метко они подходили каждому, кому были говорены. В саму точку, в самое на этот миг больное, и поэтому требующее духовного врачевания, место! А слова действительно были
— Будь в мире со всеми... Побеждай зло добром... В скорби будь терпелива, а в молитве — постоянна... Будь со всеми сострадательна, братолюбива, милосердна, дружелюбна и смиренномудра... Человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих...
Как просто! Но какое это было тонкое духовное врачевство! “Быть праведным — это значит смиряться, миловать и прощать” — говорил он какой-то смиренного вида старушке, и та вдруг вспоминала, что вчера грубо без нужды отчитала невестку и забыла попросить прощения, а ведь сегодня причащаться! И на исповеди бы не вспомнила... “Чтение святого Евангелия прощает грехи” — говорил батюшка старичку и тот вдруг понимал, что давно уже не брал в руки Святого Писания — стыд-то какой!.. И так всем:
— Имя Господа да будет всегда в устах твоих... Всякий день читай из Псалтири по несколько псалмов... Тот день, в который ничего не прочитаешь считай пропавшим... Бойся оставаться в деле спасения без руководства, взыщи его как первого блага... Дружите с богобоязненными людьми, чтобы спастись вам и наследовать вечную жизнь... Незлобие в сердце, целомудрие в теле, святое уединение и молитва делает человека храмом Божиим... Ночная молитва дороже дневной... Первая наука — это знать, что мы странники в настоящей жизни... Через таинства исповеди, причащения и добродетели Христос вселяется и живет в нас... Кто гонит и обижает нас, тот уменьшает наказание наше за гробом, положенное нам за грехи... Жизнь души — это соединение ее с Богом посредством молитвы, слова Божия, Таинства, благочестивых бесед и богомыслия...
Подошла в свой черед и Анна Петровна — с трепетом в сердце и со слезами. Батюшка помазал ее, улыбнулся глазами и сказал:
— Никому не рассказывай о своих добрых делах, чтобы не потерять тебе награды за них.
— Простите, батюшка, — заплакала Анна Петровна и отошла.
Ей было мучительно стыдно. Ну как же я не подумала, что к батюшке еду, — сокрушалась она, — как же не сдержала себя. Господи, помилуй...
Подошло время исповеди. Исповедывал батюшка в приделе преподобного Никандра. Там у иконы Спасителя стоял аналой с крестом и Евангелием. Все желающие покаяться уже собрались здесь и поджидали прихода батюшки.
Анна Петровна присела у окошка. Она уже успокоилась: молитва рассеяла и сумятицу мыслей, и ложный, явно от врага всеваемый, стыд, побуждающий не ходить на исповедь. Перед совершением Таинства батюшка по обычаю сказал наставительное слово от святых отцов:
— Святой Иоанн Кронштадтский напоминает что часто, когда человек молится о прощении грехов своих и внутренно сердцем не надеется, что грехи его будут прощены, считая их как бы выше Божия милосердия, то действительно, не получает прощения, хотя и источники невольных слез прольет. Веруйте, яко приемлете, — говорит Господь, — и будет вам* *(Мк. 11, 24). Неуверенность в получении просимого у Бога — хула на Бога.
Хотя ты без меры грешен, а все молись, — говорит тот же святой отец. — Диавол будет представлять тебе лицо Господа грозным и немилостивым, отвергающим твою молитву и твое покаяние, а ты вспомни слово Спасителя: Грядущаго ко Мне не изжену вон* *(Ин. 6, 37)... Надо гнушаться всяким грехом не на словах только, но и делом гнушаться, и в мыслях, и в чувствах, и в воспоминании, и в воображении, и, гнушаясь им, любить всем сердцем Бога и добродетель... Покаяние прилежное, ежедневное и ежечасное должно вести нас к исправлению, к добродетели и совершенству. Покаяние должно вызывать воздыхание и слезы, как в мытаре и блуднице... Все то грех, что оскорбляет совесть и услаждает плоть... Признавайтесь пред всеми, что вы грешники, и оплакивайте себя, когда сделаете какое-нибудь худое дело... Никакой нет заслуги в том, если грех оставит нас, надобно, чтобы мы оставили его...
Исповедников было много. Батюшка благословлял своим духовным чадам каяться каждую неделю. Как же это было мудро: попробуй, если подходишь под епитрахиль раз в два-три месяца, выковырять из себя сотни мелких грехов, совершаемых ежедневно. А так память о них еще жива, еще возбуждает и тревожит совесть. Насколько легче при таком устроении духовной жизни сохранять свою духовную целостность. А как легко и радостно было отходить от аналоя после исповеди. Батюшка слегка улыбаясь смотрит вслед, а очистившийся человек словно на крыльях летит по храму не касаясь пола, совсем невесомый, совсем не ощущающий груза возраста, попечений и житейских забот... Недаром покаяние и зовется баней пакибытия. Часто Анна Петровна вспоминала однажды услышанный разговор, невольным свидетелем которому стала.