Не хлебом единым
Шрифт:
— Эй, мужчина! Мужчина! — развязно кричала молодая, но изрядно потасканная лотерейщица, с темным от безпрерывных кутежей лицом. — Потяните номерок, эй, вам говорю!
Это, конечно, не Алексею, хотя он несколько и замедлил шаг— какой он для нее мужчина? — это толстому в дорогом адидасовском костюме. Но тот сам не промах, тут же отбрил:
— Сама тяни, лахудра.
Но нашелся некий простак, потянул...
— Вы выиграли телевизор, — заученно выдала лахудра-лотерейщица, не взглянув даже на кусок картона в руке гражданина, — поставьте на кон еще сто рублей...
Дальнейшее Алексей знал наверняка.
А вот впереди замаячил знакомый силуэт: необыкновенно высокий, чудовищной худобы, сутулый и согнутый знаком вопроса Витька Хребет — тут не спутаешь. Алексей догнал приятеля и ухватил под руку:
— Документы! — пошутил, изменив голос до глухого хрипа.
— А? — вздрогнул тот и дернулся всем телом, но, обернувшись, в сердцах ругнулся: — Да чтоб тебя...
— Не ждал? — рассмеялся Алексей, довольный эффектом. — Колись быстро, чего меня вчера менты приголубили. Ты что ли попросил?
— Да нет, — смутился Хребет, — не просил я. Они пристали, намекали, что надо платить за место. Я им, что, мол, уплачено вперед. Они, мол, кому? Крыше. Какой? Я и говорю, что, мол, крутой, круче нет, сейчас вас тут быстро накроют и уложат рядком, и погоны не помогут. А тут ты, в аккурат, мол, здорово братаны, вот, мол, и я. Соображай, за кого они тебя, не разглядев, приняли? Но тебе одного удара хватило. Они поняли ошибку, плюнули и ушли, а я тебя до дома дотащил. Что, не помнишь?
— Нет, — почесал затылок Алексей, — ну, раз так, пойдем лечиться.
— Это дело, — оживился Хребет.
Они обогнули “Универсам” и во дворе расположились на скамейке. Бутылки, правда, хватило ненадолго и вскоре, они уже присоединились к небольшой кампании для дальнейшего времяпрепровождения. Хребет тут же безцеремонно втиснулся между их общим знакомым Санькой Ершом и каким-то пришлым бомжом, а Алексей скромно остался стоять рядом, ожидая пока заметят и нальют. Но мужики за разговором не спешили.
— Вот генерал-губернатор бы порядок быстро навел, будь президентом. Все же боевой офицер, — рассуждал Петр Петрович, местный дворовый пенсионер, — кого надо бы под суд и к стенке, а кого метлой поганой из страны. А то все разворовали, ироды...
— Да ну тебя с твоим генералом — это та еще птица! Продался он давно американцам или чеченам. Был когда-то боевым генералом, но и для него нашлась цена, — Ерш презрительно сплюнул сквозь зубы. — Вспомни Чечню? Сдал он наших ребят и не за так душу свою продал — выторговал чин губернатора.
— Да брось, он же победил на выборах, — авторитетно встрял малознакомый бомжеватый мужик, даром что синюшного вида.
Но Ерш свое дело знал туго.
— Сиди, — отбрил он синюшного, — мне бы дали сотню миллионов зеленых, я бы тоже победил. Это как гипноз, тут целая наука промывания мозгов. Если тебе, Хребет, будут, к примеру, отовсюду твердить, что ты торшер, зуб даю, через неделю два пальца сунешь в розетку. Народ облапошить нынче не вопрос, были бы спонсоры.
Хребет что-то недовольно пробубнил, мол, сам такой, и быть бы ссоре. Но тут вдруг разговор пресекся по, как говорится, объективным причинам.
— Здорово, мужики! — прервал политбеседу чей-то хриплый бас.
Мужики
Лет тридцать назад людей с таким выражением глаз надолго запирали в психушку, но теперь все переменилось: сегодня там просто не хватило бы места, да и сам медперсонал иногда так нездешне поглядывал по сторонам... Алексей не так давно бывал среди тамошних белых халатов и испытал все на своей шкуре. Богданово ему часто снилось, а наутро болела внутренность, безнадежно испорченная дрянными и, мало того, безполезными лекарствами. А, может быть, ему там и самое место — в Богданово-то?.. Ну а лет тридцать назад... Алексей тогда был значительно моложе — этак лет на тридцать? Людские лица тогда действительно были другие. Может быть, нынешнее — это следствие быстротекущей генной мутации после Чернобыля? Кто его знает? Будто кто-то взмахнул палочкой, и открылись запертые доселе двери, а оттуда повалили реликтовые гоминиды со свиными рылами, а один из них — Угрюмый... Тут Алексея сильно встряхнули, и он был вынужден вернуться в действительность.
— Ну ты, и тебя это касается! — тряс его за ворот Угрюмый. — Забыли кто и сколько кому должен? Всех будем колбасить, своих не узнаете...
Оказывается, это была обыкновенная разборка — кое-кто задолжал своей крыше — а Алексею досталось оттого, что не вовремя задремал, проявив неуважение. Не отошла еще все-таки голова!
— А что менты наезжают? — робко спросил Хребет. — Ведь уговор был: платим вам, и нас не трогают?
— Разберемся! — отрезал Угрюмый. — От вас одно требуется: вовремя отстегивать сколько надо. И все! Вот ты, — тряхнул он еще раз Алексея, — давно тут ошиваешься, бабки стрижешь и не платишь. Так правильные пацаны не делают. Так, мужики?
Все молчали и Алексей тоже. Да и какой же он в пятьдесят семь пацан против его двадцати двух-двадцати трех?
— Чего молчишь? — вскипел Угрюмый и с силой рванул Алексея за ворот рубахи. Ткань треснула и разорвалась, полетел и сам Алексей — сначала навстречу Угрюмому, а потом на землю, лицом вниз, выставив перед собой руки.
Все бы ничего, но ухватистая лапа Угрюмого вместе с рубашечным лоскутом сорвала с его шеи бечеву с нательным крестом. Его Алексей не снимал никогда, даже когда мылся в бане — так привык с детства. Лишившись креста, он сразу это почувствовал, ощутив себя голым и беззащитным, быстро поднялся на ноги и протянул руку: