Не измени себе

Першин Алексей Николаевич

Новый план представлялся обоим очень заманчивым. Они вдвоем приезжают в город на Волге, их, как предста­вителей рабочего класса, достойно встречают и немедленно устраивают слесарями на самые ответственные участки строительства. Их труд, их старание, их высокую созна­тельность в деле строительства социализма, назло гидре мировой буржуазии, замечают и по заслугам оценивают.

Сказка, а не план…

Пашка, слушая Бориса, нехотя поддакивал, иногда мор­щился. Словом, Борис не встретил серьезных возражений со стороны товарища, когда решалось, куда

направить путь: на Магнитку или на Волгу.

Выбрали твердо: на Волгу, на строительство тракторного завода. И спустятся они на «каравелле», так называлась лодка Сашки, старшего брата Бориса.

Но Сашка, каким-то образом все разузнавший, и слы­шать не хотел об этой «дурацкой затее», потому что в прош­лом году нашлись вот такие же смельчаки — и сгинули.

Борис возражал: что ж они — слабаки, что ли? Не вверх же плыть, а по течению.

— Скажи на милость, какой храбрец нашелся,— рас­сердился Сашка.— А ты хоть раз измерил свои силы? Мно­го ли ты можешь? Многому ли научился?

Разговор с братом задел за живое. Задел именно по­тому, что Сашка был в какой-то степени прав.

…В то раннее утро синеву речного разлива не различить было в кисейной просини утреннего тумана. Вот-вот выплы­вет из-за горизонта солнце.

Борис встал рано, когда рассвет еще только угадывался. Быстро собрался и вскоре уже стоял на высоком берегу Камы. Дышалось легко. Воздух был напоен запахом влаж­ных трав, разопревшей земли, подгнивающих водорослей, выброшенных из сетей рыбаками. Прищурив глаза, Борис примерялся, куда направить сегодня свою «каравеллу», от­лично сколоченную, глубокую, четырехвесельную, с плав­ным изгибом от носа к корме, как мастерили рыбаки в ста­рину. Даже мачта имелась. Правда, паруса нет, пришлось взять тайком от матери старое одеяло, за которое еще при­дется держать ответ.

Да что поделаешь. Поворчит малость, может, конечно, и всыпать, как бывало, но сейчас матери не очень-то удобно браться за ремень, когда сын почти на голову выше ее вы­тянулся. Однокашники за рост и солидность звали Бориса «старик».

Густые, будто насупленные брови и глубокие, без блеска, казавшиеся задумчивыми — от прямых длинных ресниц — глаза делали Бориса старше своих лет. Шириной плеч он похвалиться не мог — напротив, был сухощав, подборист, однако сразу чувствовалась натренированность мышц.

Сегодня он наконец-то померяется силой с разлившимся «морем»: волны, когда оно разыграется, трехметровые, если не больше, с ревом колотят они в скалистый берег, и брызги долетают до самого верха. Вот и посмотрим тогда, на что он способен. Почему бы и не попробовать, а?

Борис, вскинув на плечи узел, побежал по тропке вниз.

Вот и «каравелла». Удочки и узел с припасами уложены, рядом запасное весло, ведро, черпак… Надо бы ватник при­хватить, одна куртка не очень-то согреет. Но возвращаться не хотелось — нельзя пренебрегать старой рыбачьей при­метой. Приметы для рыбаков — далеко не последнее дело. Подумал об этом и усмехнулся.

И вдруг за спиной раздался веселый голос:

—

Ну, так как же, старик?.. Махнем на тот берег?

Удивленный и в то же время раздосадованный, Борис

обернулся.

Пашка Зыков, хитровато прищурившись, смотрел на него и улыбался. Борису хотелось выругаться, но он сдержался.

И как это Пашка пронюхал? Борис никому ни слова не сказал… И вот на тебе! Попробуй теперь не возьми его… Видно — готовился заранее. Ну, конечно, и котомка за плечами, и удочки в руках, и даже подсачик припас.

— Ну как?

— Что — «ну как»?

— Значит, на серединку, возьмем осетринку.

Павел балагурил, явно заискивая.

— Так она и дожидается тебя… — Борис глянул в упор на Пашку. — Слушай, у тебя нюх, как у собаки…

— Чудак! Глаз надо иметь. Видел, как ты собирался.

Пашкина самоуверенность всегда вызывала у Бориса

чувство внутреннего протеста, и в то же время что-то ме­шало сразу его осадить. Вот и сейчас Борис твердо решил сказать «нет», но так и не смог.

Этим минутным замешательством и воспользовался Пашка. Он обошел «каравеллу» и деловито устроил ко­томку под сиденье. Борис сердито бросил цепь в лодку вместе с увесистым ржавым замком.

— Ну-ка помоги сдвинуть!

Около часу гребли почти без отдыха. Их высокий бе­рег, казалось, присел на корточки, а противоположный оставался все таким же далеким. Стало жутковато. Кругом вода, и никого вокруг. Сначала, правда, справа от них, километра за три, виднелась лодка, но теперь и она исчез­ла, будто растворилась в волнах.

Солнце поднялось уже довольно высоко и все больше припекало. Сняли взмокшие рубашки и пригоршнями оп­леснули себя водой. Она была еще холодноватой, но все равно было хорошо, вольготно.

Борис греб скупыми, сильными взмахами; Пашка по привычке хитрил, только чиркал веслами по воде.

«Далеко пойдет,— ухмылялся Борис, глядя на Пашкины хитрости.— Скажи ему об этом — притворится: не пони­мает. Но зачем он хитрит?»

Перед Борисом была Пашкина спина, широкая, крепкая, сильный разворот плеч, бугристые бицепсы. Силы в нем хоть отбавляй.

«Интересно, какую отговорку он придумает, если укорить?»

— Эй, Пашка, ты что, руки вывихнул?

Тот с готовностью бросил весла, обернулся.

— Ты знаешь, растянул жилы. Руки так болят, будь они неладны…

— Ты смотри!—предупредил заботливо Борис.— Могут и отсохнуть, если не тренировать.

Пашка резко обернулся всем корпусом к Борису.

— Это называется — атрофируются. Жилы-то — связка всему. Ты вот по Мюллеру не хочешь заниматься, а там прямо сказано: кто избегает физических нагрузок, у того мышцы дрябнут и постепенно усыхают.