Не измени себе

Першин Алексей Николаевич

Борис неохотно рассказал о случившемся.

Слова его произвели неожиданное впечатление на со­беседника. Глаза Сергея зло сощурились, он погрозил сжа­тым кулаком окошку и громко сказал, явно в расчете на то, чтобы его услышали:

— Эта мамзель кое у кого из наших в печенках сидит. Законница…— Он замолчал, над чем-то размышляя.— Ты вот что, браток. Кадрами ведает не эта Аделина Макароновна, а большевик Разумнов. Может, слыхал о таком? Айда к нему…

Начальник отдела кадров Константин

Арефьевич Ра­зумнов, мужчина лет тридцати трех, с округлым лицом и щеточкой аккуратных черных усов, участливо осведо­мился: почему так долго Борис не давал о себе знать? Сек­ретарь райкома комсомола Клавдия Ивановна Осетрова еще неделю назад звонила о двух уральцах.

— Видите ли…— Борис замялся.— Хотелось проявить самостоятельность —меня ведь никто не знает. Может, я обормот или за длинным рублем в Москву…

— Ах, вот оно что! — Разумнов насмешливо улыбнул­ся.— Щепетильность и гордость — это все похвально, ко­нечно… Но нужно знать Осетрову… Глаз у нее наметан­ный. Пока что ни разу не ошиблась. Человек она особой закалки. Всего лет на пять постарше вас… Но опыта у нее поднакопилось порядочно. С беспризорниками возилась много лет. Так-то, Дроздов.

Помолчали, думая каждый о своем. Но вот Разумнов, глянув на Бориса исподлобья, спросил: откуда у него та­кое украшение под глазом? Тот, не смущаясь, сердито от­ветил, что кадровые станкостроители таким вот образом утверждают свой авторитет.

Разумнов насторожился, попросил рассказать подроб­ней, но Борис сидел насупившись и молчал.

— Видно, не очень приятно вспоминать… Ну что ж, не хочется говорить — и не надо.— Разумнов резко пере­менил тему разговора.— Документы, я надеюсь, у вас в порядке?

Борис подал свои бумаги. Чем дольше Разумнов их чи­тал, тем светлее становилось его лицо.

— У вас, Борис Андреевич, как я вижу, уже начала складываться рабочая биография… Надеюсь, как-нибудь расскажете на досуге?

— Хоть сейчас могу. У меня этого досуга — отбав­ляй.

— Был у вас досуг, молодой человек, а с этого часа не станет, и полагаю, надолго.

Борис боялся поверить своим ушам.

— Так вы берете меня?

— Конечно, Борис Андреевич. В неполные девятна­дцать лет — пятый разряд… Думаю, стыдно мне за вас не будет.

А Борис все еще не мог поверить.

— Берете даже с этой вот блямбой? — изумленно про­говорил он.

Разумнов вскинул удивленный взгляд на Бориса, отки­нулся на спинку кресла и вдруг откровенно рассмеялся.

Привлеченная смехом, в кабинет заглянула помощница. Она молча оглядела обоих и, ничего не поняв, осторожна прикрыла за собою дверь.

Потерянный вид этой своенравной женщины вызвал и у Бориса смешок.

— Наверное, впервые

в жизни так растерялась Адели­на Макароновна?

Разумнов, согнав улыбку с лица, переспросил вполго­лоса:

— Как… как назвали ее?!

— Это ее ваши рабочие так зовут — Макароновной,— смущенно пояснил Борис.

Разумнов задумался, постучал карандашом по краю стола, сказал со вздохом:

— Не любят ее у нас, товарищ Дроздов. Есть в ней сухость какая-то… высокомерие, что ли… А вот документы содержит в безупречном состоянии. Странный человек. Муж ее, крупный инженер, эмигрировал во Францию в восемнадцатом. Она же наотрез отказалась и дочь не oтдала. Русские, говорит, с Россией должны быть. А вы­сланные мужем средства на переезд отнесла в Госбанк. Попросила истратить их на борьбу с беспризорностью. А в двадцатых-то годах — холод, голод… Вот и суди-ряди о че­ловеке.

На лице Разумнова не осталось и следа недавнего ве­селья. Оно стало озабоченным и, как показалось Борису, чуть встревоженным. Он снова стал перелистывать доку­менты Дроздова.

— Я не вижу заявления.

— Так я же… не знал.

— Работе — время, потехе — час. Пишите, Борис Андреич, что просите принять слесарем, а мы вас пока что зачислим распределителем работ.

Борис опешил. Распределитель работ. Да это же — кто куда пошлет.

— Константин Арефьич… у меня все-таки пятый раз­ряд…

— Знаю, браток, и сочувствую, но нет пока что еди­ницы. Не надо огорчаться. Прослежу лично. Не обидим, можешь на меня положиться.— Он сколол бумаги Дроз­дова, улыбнулся чему-то и крикнул в соседнюю комна­ту: — Аделина Макаровна!

Инспектор тотчас вошла.

— Оформите товарища Дроздова распределителем ра­бот. Временно, конечно.

— Но у товарища… нет направления биржи. И мне думается…. мы не можем.

— Не нужно осложнять дело, Аделина Макаровна. Мы все можем. К тому же о товарище Дроздове звонила Осетрова. Вам известна такая? Распределители работ нам нуж­ны. А в заявлении Борис Андреич будет просить место слесаря.— И Разумнов протянул бумаги Бориса инспекто­ру. Оттопырив мизинец, она взяла документы двумя паль­чиками и вышла.

Разумнов выразительно глянул на Бориса, шепотом спросил:

— Макароновна, говоришь? — и уже громко: — А вы пишите, пишите. Бумага на столе, чернила — тоже, грамо­те обучен. Так или не так?

— Так, Константин Арефьич.

На уголке заявления начальник черкнул неразборчивую завитушку.

— Прошу, товарищ Дроздов. В цех надо отправлять­ся немедленно. Только что по болезни отпустили работни­ка домой.

— Мне бы… спецовку какую-нибудь. А то… весь гарде­роб на мне.

— Это само собой. Пропуск получите, когда фотокар­точку принесете. А сейчас временный выдадут.

Разумнов встал, протянул Борису руку, сказал внуши­тельно:

<