Не измени себе

Першин Алексей Николаевич

— Смекалка, сынок, нужна,— говорил он.— Смотри сюды. Первое дело-—вышабрить одну направляющую парал­лельно винту, потом по этой направляющей — другую, чтоб каретка ходила ровно. Дошло? Делай все по контрольным валикам.

А Борис в ответ:

— Потапыч, а зачем тут контрольные валики, лишние замеры? Ведь проще сделать вот так,— и показывал, как хотел бы он изменить эту операцию.— Прямолинейность и параллельность сами собой

должны получаться. То есть обязаны получаться.

Потапыч был озадачен. Возражал не слишком убеди­тельно:

— Ты команду выполняй, а рассуждать будешь потом. Деды думали, мудрили, а ты… без валиков.

Но Борис все-таки сделал по-своему, и… параллельны­ми направляющие не получились.

— Тише едешь — дальше будешь, сынок,— мягко уко­рил его Потапыч, заметив подошедшего к ним контролера.

Но Борис не хотел сдаваться.

— А если я сниму одну десятую миллиметра там, где по валикам плюс показывает, то каретка в этом месте ста­нет болтаться. Ведь так же?

— Правильно,— согласился контролер.— И что же?..

— Валик лежит не на шабренной поверхности, а на той, что выбрана резцом под клин, и поэтому показывает неверно.

Потапыч и контролер оказались в затруднительном по­ложении: кому хочется сознаваться, что чего-то сам недо­думал? И хвалить безусого юнца не очень-то принято — вдруг нос задерет?

— Продолжай, браток,— сказал контролер, пряча в усах одобрительную улыбку.

А Потапыч лишь крякнул с досады и отошел прочь.

С той поры Борису стали поручать все более трудные и ответственные задания. Он часто советовался с Потапычем, но и свое пытался доказать. А старый рабочий иро­нически, но все же одобрительно посмеиваясь, хлопал его по плечу и предрекал:

— Ходить тебе, Дроздов, в мастерах.

Выкраивали они с Пашкой время и на удовольствия. С первых же дней их покорила красота Урала. Леса, ка­залось, были набиты птицей, зверем, ягодой. Зимой о зай­цев спотыкались, шутили, что их согнали сюда со всей России.

На первую зарплату, сложившись, купили ружье, правда, довольно древнее, но, как говорили старожилы, с ним и на медведя не стыдно пойти.

На медведя — это для красного словца, а вот тетере­вов из него добыли не меньше десятка. Не сразу, правда, но постигли науку охоты. Били из шалашей, на зорьке…

А к концу лета купили уже второе ружье. И вот в солнечное воскресное утро, взяв ружья, они отправились в путь. Гора к северу от Демьянска безраздельно царство­вала среди моря лесов, ее окружавших. Именно к этой горе и шли они напрямую, прибегая порой к помощи то­пора. Часто преграждали путь деревья, поваленные бу­рей. Стоило

наступить на ствол, как он рассыпался в тру­ху. Оба понимали—нога человеческая не часто ступала здесь. Пережили и брезгливый страх, увидав серебристую змею медянку.

Неожиданно началось редколесье, беспорядочное на­громождение скал. Кое-где между этими каменными за­валами образовались широкие лужайки, защищенные от ветра. На одной из таких лужаек увидели малинник, бордовый от перезревших, крупных ягод. Сложив в рас­щелину свои ружья и котомки, они набросились на мали­ну и минут пятнадцать молча набивали ею рты. Пашка утробно мурлыкал от удовольствия. И вдруг он замолчал.

— Пашка, хватит. Пошли,—с сожалением сказал Бо­рис.— Лопнуть можно.

Пашка не ответил. Удивленный, Борис поднял взгляд и увидел дрожащие губы товарища, его посеревшее ли­цо с бисеринками пота на лбу. Борис посмотрел в ту сто­рону, куда глядел Пашка, и едва не вскрикнул: в каких– то тридцати метрах от них стоял на задних лапах мед­ведь и так же, как они, лакомился малиной. И ловко по­лучалось. Раскрывал пасть, одной лапой подтягивал куст, а другой встряхивал его, и добрая пригоршня малины вме­сте с сухими листьями оказывалась в его пасти. Медведь потешно плевался, крутил головой — листья ему были явно не по вкусу.

Борис подумал, что зверь их не видит. И ошибся. Медведь изредка добродушно и не без любопытства ко­сился на них, как-то иронически фыркал, но обеда своего не прерывал.

Не сговариваясь, они оба попятились и боком-боком, едва передвигая ногами, двинулись к ружьям. Медведь опять остался к ним равнодушен. Правда, когда они вски­нули ружья, удостоил более продолжительным взглядом, будто говоря: «Идите-ка вы, молодцы, отсюда подобру– поздорову, не мешайте мне».

И они ушли. И долго петляли от страху, пока оконча­тельно не сбились с пути. Лес поредел, под ногами за­чавкала трясина. Пришлось перескакивать с кочки на кочку, проваливаясь то одной, то другой ногой в отвра­тительную жижу. И так целый час.

Болото так же неожиданно кончилось. Они вдруг вы­шли на поляну и заметили двух молоденьких девушек, сбивавших невысокий стожок сена. Девушки испуганно вскрикнули, когда они с Пашкой почти вплотную подошли к ним сзади.

— Да что вы, девушки! Неужели мы на разбойников похожи? — с обидой спросил Борис.

— Как же вы… как вы смогли оттуда-то? Никто из наших не проходит. Только зимой…— изумленно ахали девушки.

Девушки пригласили их позавтракать. Из котомок бы­ли извлечены городские припасы, а из девичьих узелков — деревенская снедь, и все это дружно, с завидным аппети­том было уничтожено под стожком пахучего сена. Они с Пашкой в подробностях выслушали, скольких несчастных поглотило гнилое болото, которое друзья каким-то чудом перешли только что.