Не измени себе

Першин Алексей Николаевич

— Борис Андреевич Дроздов сдал, как все аспиран­ты, кандидатский минимум и успешно потом защитил кандидатскую диссертацию. А степень доктора наук ему будет присуждаться по опубликованной книге… Да, Бо­рис Андреевич очень работоспособен… Книгу он написал в больнице за пять месяцев… Рецензенты сошлись во мнении, что книга Дроздова — это значительный вклад в на­уку о развитии социалистической экономики…

Очередным проверяющим оказался член-корреспон­дент Академии наук Анатолий Филиппович Чесноков.

—

Где раньше преподавал товарищ Дроздов? — за­давал он вопросы профессору Резникову.

— Раньше он был студентом, сдавал экстерном, до этого работал слесарем-наладчиком на заводе.

— Да, да… — член-корреспондент спохватился: — Пра­во же, уникальная история. Да. Диссертации товарища Дроздова, если признаться, я не читал, а что касается его спецкурса — слушал и должен сказать, превосходные лекции.

У Николая Афанасьевича отлегло от сердца. Мнение Чеснокова значило немало.

— А я, Анатолий Филиппыч, признаться, приготовился к обороне. Готов защищать Дроздова всеми доступными для меня средствами.

Чесноков поморщился:

— Как ни странно, недругов и недоброжелателей у молодого ученого больше чем достаточно.

— Однако мнение члена-корреспондента Анатолия Филипповича Чеснокова кое-что да значит. Если это мне­ние положительное, разумеется, и если я не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь. В моем лице вы найдете верного сторонника и защитника. Но, полагаю, кое-какие неприят­ности Борису… Борису…

— Андреевичу, — подсказал профессор.

— Борису Андреевичу придется пережить. Распростра­няются какие-то досужие домыслы. Мне пришлось спра­вляться в редакциях, его ли это псевдоним — Андреев…

— Знать бы, кто их распространяет! Первый раз я встречаю такой крупный талант. И натура цельная, бо­гатая. Но кому-то он дорогу перешел. Кому, задаю себе вопрос?

— Мне трудно судить. Но лично я свое положитель­ное мнение изложу и постараюсь как-то все урегулиро­вать. Думаю, что защита Дроздова пройдет благопо­лучно.

Сам же Дроздов понятия не имел, какие страсти кипе­ли вокруг него. Он уже успел войти во вкус преподава­тельской работы. Слушателей его спецкурса по экономи­ке становилось все больше. Он часто теперь видел в ау­дитории и аспирантов других кафедр, хотя обязаны бы­ли его слушать лишь студенты кафедры политэкономии.

И другое удивляло Дроздова: количество двоек на эк­заменах стало заметно убывать, и наконец они исчезли вовсе. Ответы были уверенные и порой увлеченные, и ес­ли сначала на него смотрели с любопытством, то теперь симпатия возрастала. Он «разменял» четвертый десяток, как сам выражался, и потому считал себя «древностью», но нет-нет да и обнаруживал вдруг в карманах пальто или в портфеле девичьи записки с признаниями, что его «обожают». Однажды он выложил их Жене.

— Приревнуй хотя бы. Вишь какой у тебя муж. Дев­чонки влюбляются. Тебя это не пугает?

Женя улыбнулась.

— Я понимаю девчонок. Ты действительно симпатяга.

— Постой, постой. На что намекаешь, красавица моя?

— На самое простое. Становишься девичьим кумиром.

— А это плохо? — насторожился Борис.

— Почему плохо? Наверное, закономерно — ты стал

хорошим преподавателем.

— И ты нисколечко не ревнуешь?

— Нет!

— Какая она самоуверенная!

— Нет, не так. Я уверенная в себе и в тебе, — счаст­ливо улыбалась Женя.

Вскоре началась избирательная кампания в местные Советы. Завод выдвинул кандидатом в депутаты Моссо­вета Бориса Андреевича Дроздова. Незаметно подошли и выборы. В торжественной обстановке Дроздову вручи­ли мандат депутата.

И наконец пришло разрешение из ВАКа на защиту докторской диссертации по специальности экономика Дроздову Борису Андреевичу.

4

Малый зал, в котором обычно проходили защиты всех диссертаций и расширенные заседания ученого совета, не вместил всех желающих присутствовать на защите док­торской диссертации Борисом Дроздовым. Этот зал был рассчитан не более чем на семьдесят человек, да и то в тех случаях, если выставляли стулья перед передним ря­дом и вдоль прохода. Сегодня же собралось более двух­сот человек.

Профессор Резников отправился к ректору: его не об­– радовал, а насторожил такой наплыв людей, вдруг заин­тересовавшихся диссертацией Дроздова. Хотя понять лю­дей можно — защищался недавний рабочий. Вроде внеш­не все обстояло неплохо, популярность Дроздова понят­на. И все же решили посоветоваться — пригласили сек­ретарей партийной и комсомольской организаций инсти­тута, представителей парткома завода «Красный маяк».

Вскоре все приглашенные собрались в кабинете рек­тора.

Профессор Резников объяснил, чем вызвана эта сроч­ная беседа. Попросил высказать свои соображения и по­желания.

Первым поднялся представитель завода Сергей Ки­риллов.

— На защиту из наших пришли двадцать три челове­ка. Интересно же… Свой, рабочий. Правда, никто из нас ни в философских, ни в экономических науках особенно не разбирается, и все-таки двое хотят сказать свое слово. Понимаете сами, Дроздов — наш, наша рабочая косточка.

— Конечно, мы знаем Дроздова не столько лет, сколь­ко он провел на заводе,— не удержалась и Алла Василь­евна Протопопова, — но все же достаточно хорошо…

— Дело не в количестве лет, а в качестве вложенно­го в науку труда, — высказался комсомольский вожак, в шутку прозванный аспирантами Батей.

Резников хмуро прервал не относящиеся к делу разго­воры:

— Вы уж, друзья мои, простите меня за поучения. Я никого не хочу инструктировать, но хочу предупредить на случай неожиданных выпадов против диссертанта. Чу­ет мое сердце (это и заставляет меня обратиться к ва­шей помощи), что вполне возможен какой-нибудь до­садный инцидент, провокационные выходки или вопросы. Мы должны суметь дать им отпор. Для вас не секрет, что перед защитой в институт приезжали разные комиссии, проверяли, сличали текст книги Дроздова с кандидатской диссертацией. Просматривали его журнальные публика­ции. Были какие-то нелепые «сигналы». И если уж на эти сигналы не обратили внимания и разрешили защиту, мне кажется, что возмутитель спокойствия объявится.