Не на месте

Острова Милена

Родитель насупился.

– Сталбыть так. Господин Ваарун желал видеть ­тебя. Пойдешь, и баста.

– О! И юная госпожа Ону Ваарун тоже изъявила желание? Раз так, буду ждать встречи с нетерпением.

– Во-во. Вот как раз без этого попрошу, - батя забарабанил когтями.
– Ты пойми, девка - то, что нам надо. Вааруны, положим, небогаты, и землишки у них аховые. Зато при связях и с князем в родстве.

Я завел очи к потолку. Потолок был безупречен - только весной красили.

– Ну! Выгодная партия!

– Да, выгодная! Кх-м...
– он все же попытался смягчиться: -

Ну, поглядишь-покажешься, не убудет с тебя. Там видно будет. Но чтоб был при параде, понял?

– Ыгы...

Это был уже перебор, и батя топнул сапожищем и заорал так, что на столе все запрыгало.

– Тауо-Рийя! Отвечай путем! Шо ты гымкаешь, как свинья?! Все понял, я спрашиваю?

Я внутренне поморщился.

– Да, отец.

– Чего ты должен делать?

– Быть в лучшем виде и очаровать Ваарунов наповал.

– Во! Молоц-ца.

Громыхнула дверь, дом задрожал от тяжких хозяйских шагов. Я раздраженно смахнул книжки и вцепился в собственную шевелюру.

Стратег! Ну, всё уже решил, не спросясь! И жену подобрал, как надо: и при связях, и из благородных, и без единого ри за душой, чтоб за простолюдина пойти. Всем невеста хороша, с какого боку ни глянь. Вот только страшна как смертный грех. Эру нашей закадычная подружка, такая же чувырла спесивая. Только еще и плоска как доска, да на язык позлее. Надо будет Дылде рассказать, чтоб поржал, потому как Юну Торрилун его по сравнению с моей - просто ягодка... Ох, батя, удружил! Ну, ничего, дождешься! Дулю тебе без масла! Женюсь я, как же! Тридюжь раз женюсь и переженюсь!

Я и до того был на взводе, а теперь и вовсе озверел. Стукнул по столу раз, другой. В локоть стрельнуло болью, но это лишь пуще меня разозлило, и я бил, и бил, и бил.

Упражняйся, твою мать, занимайся, твою мать, учись, женись, трудись, не вякай!..

В дверь сунулась тетка Анно с ворохом какого-то шмотья.

– Тауле, чего шумишь-то?

– Уйди, старуха!

– Э-э! Ах ты, паршивец! Ты стол-то не ломай, не ломай, охолонь. Глянь, я вот тебе обновки мерить принесла. Сам велел...

– Изыди, черт собачий!

Я стоял, набычившись, и усиленно дышал. Умей я изрыгать пламя, спалил бы к Наэ весь мир. Кухарка укоризненно цыкнула, бросила свою ношу на сундук и удалилась. Я тут же скомкал тряпки и швырнул в окно. Я потряс головой, потопал ногами, постучал кулаком о кулак и плюнул в направлении двери. Одернул рубаху, пригладил волоса, наклеил на морду улыбку и бодро двинулся вперед. Нет, нет и нет. Никто, ничто, никакая сволочь не выведет Ирууна из себя. Никакая долбанная тварь, черти б ее драли, паскуду, вражье семя!

***

Меня бесцельно мотало по городу. Обида развеялась, но саднила внутри тревога. Тянула, звала. Словно срочно нужно куда-то бежать, искать... Не знаю, что. От такого хорошо помогает выпивка, но сейчас и того нельзя. Я с тоской воззрился на три бочонка на цепи - вывеску нашего с ребятами любимого кабачка. Увы, увы. Иначе мне точно головы не сносить...

Пекло стояло страшное, но на улицах было довольно людно, торжища

продолжались, хотя и не так бойко, как в первые дни. Меня вывело к помосту, что сколачивали на площади, и здесь ненадолго остановило. Очередная банда бродячих актеров, с Бережковской ярмарки, не иначе. Там побогаче, народу побольше, так что вся шушера (кстати, вместе с ворами-гастролерами) сперва туда, а после уж к нам. Потом меня повлекло дальше. Подумалось: нет, если и здесь, то не сейчас...

"Однако грабанули-то меня не пришлые, - размышлял я.
– Ведь одет я тогда был нарочно бедно, неприметно. Те гаврики знали, что я буду при деньгах. Кто-то их навел, точно..."

Следующая мысль была проще: домой. Бегом. Иначе мне каюк.

***

Старшие сидели в зале, за столом (все, кроме Эру - та опять потащилась каких-нибудь убогих обихаживать). Решили заморить червячка, чтобы в гостях уже кушать чинно, только из вежливости. Дядя Киту с двумя старшими кузинами больше были заняты игрой в кости, зато батя старательно кромсал что-то на тарелке ножом и вилкой.

– Гм, - отметил он мой приход.

– Ф-фу, ­- сказала мачеха.

А тетка Анно уцепила меня за рукав и повлекла на кухню, где уже ждали ведерный кувшин кипятка, бадейка с холодной водой, таз и прочее. Загремела гневно.

– А в баню не проще?
– поинтересовался я, нехотя стягивая рубаху.

– Ишь, какой, баню ему! Топи ему кажный день!
– она грубовато пригнула мою голову над тазом и принялась поливать и мылить, приговаривая: - Вот хозяюшка-покойница не дожила, не видала позорища! Он, ишь, кобениться будет, швыряться, хамить...

– Ой, ну ладно, извини, - отплевывался я.
– Слушай, может, я как-нибудь сам?

– Совести у тебя нет, у паразита, - кухарка внесла и бросила на лавку одежки: - На вот, сам велел новое все надеть. Еще сказал, чтоб дешевки на тебе никакой не было, только золото. Гривны эти сыми.

– Ага, разбежался.

Ну, дешевка, бронза. Подарок это от друзей.

– Тьфу, стервец упертый, - она хлопнула дверью.

Я домылся в одиночестве, вытерся, смотал с рук повязки - запеклось уж, и так сойдет. Оглядел обновы. Рубаха шикарная: темно-серая косоворотка с золотым шитьем. Сапоги мягкой кожи с каблучкам наборными, пахнут прям вкусно. Штаны добротные: суконные, толстые. Зажарюсь. Ну, да и копье с ними. То есть - в них. Ха-ха. Не смешно.

Поднялся к себе. Помедлил, снял "дешевки", надел что велено, заплел мокрые еще волосы в одну косу, прихватил золотой накладкой. Спустился в залу. Дядя Киту присвистнул и запустил в меня игральной костью.

– Вот что я тебе скажу, Таушка: симпотный ты парень! Кр-расота! Какой вымахал! Плечищи-то, а?

Дядя всегда умеет сделать акцент на хорошем. Но кузина Метиу тут же съязвила:

– Расти дальше, Большой Лягух. Будешь толстый, как дядя Ний.

– Цыть!
– одернул дядя.
– Парень сегодня должен держаться, как король. Неча его с настроения сбивать.