Не открывайте глаза, профессор!
Шрифт:
Я не успела додумать интригующую мысль о том, как безумие передаётся через слюну подобно кишечному расстройству или губному лишаю, потому что шепотки и перешёптывания внезапно стихли, и я, моргнув, поискала источник воцарившейся в аудитории тишины. Источник стоял всего в нескольких шагах от меня, высокий, плечистый, омерзительно уверенный в собственной неотразимости. И, к моему великому сожалению — действительно неотразимый… даже в глухой чёрной повязке на лице, закрывающей оба глаза.
И с тростью, на которую он опирался настолько небрежно, что трудно было заподозрить травму ноги.
Скучающее выражение холёного
То есть — для той девушки из леса, которая является мной… ох, небесная выхухоль!
— Рад знакомству, сожалею, что наши занятия поставлены на столь ранний час, — в полной тишине звучный мужской голос, казалось, проникал под кожу. — Вартайт Мортенгейн к вашим услугам. Надеюсь на плодотворную совместную работу. Чтобы сразу же развеять ваши сомнения — у меня небольшая травма, какое-то время я буду лишён возможности видеть вас, но не рассчитывайте, что это сделает наше взаимодействие проще для вас, все остальные органы чувств работают с утроенной силой. Начнём с небольшого опроса, посмотрим, насколько всё плохо. Адептка Лайра Койро, прошу вас.
…он что же, выучил наизусть список всех студентов Храма?!
Тогда уж студенток!
Вечно дремавшая на заднем ряду Лайра, самая отстающая из моего курса, встрепенулась и, кажется, даже не сразу поверила, что её вызывают — прежний наш преподаватель давно уже понял, что дело это зряшное. Впрочем, само присутствие Лайры на занятии уже было из ряда вон выходящим событием.
— Так щас же лекция, а не семинар, — пискнула она откуда-то сверху.
— Хоть приватный танец в доме терпимости, чем вам заниматься на моих занятиях, решаю только я, — любезно отозвался Мортенгейн. — Идите сюда.
Лайра, нервно одёргивая юбку и так и норовя споткнуться на каждой ступеньке, покорно спустилась со своего укромного уголочка и замерла в паре шагов от профессора.
Тот подошёл к девушке со спины и встал, не касаясь её, разумеется, но нависая над невысокой Лайрой угрюмой незрячей скалой — на мой взгляд, непозволительная, вопиюще непристойная близость…
Ставшие уже привычными жар и озноб неожиданно накинулись на меня с новой силой, только на этот раз — одновременно. Мне вдруг захотелось совершить абсурдную немыслимую вещь: вскочить и кинуться вниз, оттолкнуть профессора от однокурсницы, залепить пощёчину… ему или ей? Да обоим сразу! Вцепиться в волосы, может быть, даже укусить. А следом опять подоспели воспоминания — его ладони на моей талии, его зубы, сжимающие кожу шеи, безжалостно наматывающая волосы рука…
— Ну, начинайте, адептка, — вкрадчиво произнёс Мортенгейн, стоя за спиной дрожащей Лайры.
— Что начинать? — зазаикалась девушка.
— Излагайте нам тему занятия. Живее.
— А к-ка-к-кая у нас тема?
— Ах, да, я же её не озвучил. Дайте-как подумать… Чтобы поднять настроение с утра — мужская половая система.
Лайра закачалась, как осина на ветру. Я закусила губу — казалось, Мортенгейн вот-вот обнимет её или укусит в шею.
— С ч-чег-го начать?
— С главного. Кожа полового члена содержит… Ну что ж вы заалели, как цветок сильтарона перед опыляющей пчелой, вы же
— Кожа полового члена содержит многочисленные нервные окончания, — послушно начала Лайра, всё больше и больше краснея. Её лидирование среди отстающих, как ни странно, объяснялось отнюдь не железными мозгами или пренебрежением будущей профессией, а частыми прогулами и огромной неуверенностью в себе. Прогулы в свою очередь были вызваны подработками, которая девушка умудрялась находить в Виснее, чтобы банально не умереть с голоду — как и я, Лайра была сиротой, к тому же в наследство от родителей ей остались долги и два малолетних брата, — свободные окончания, тельца… тельца… пластинчатые тельца и… ещё какие-то тельца.
К концу её голос упал до свистящего шёпота.
— Свободна, — отрывисто бросил Мортенгейн, и я поняла, что какие-то выводы о Лайре и её запахе он определённо сделал. После чего пригласил следующую за Лайрой адептку, продолжив свои немудрёные издевательства. В какой-то момент стало действительно обидно: ну почему он ищет девушку из леса среди самых отстающих?!
Правильно ищет, между прочим.
Постепенно все умные мысли вылетели у меня из головы, и я поймала себя на том, что совершенно не слушаю ответы своих однокурсниц, а просто смотрю на Мортенгейна, слушаю звук его голоса, покрываясь гусиной кожей, злюсь, когда он приближается к очередной жертве слишком уж близко, бессчётное количество раз вспоминаю бесстыжие и хищные прикосновения стоящего передо мной дуплиша и… жду.
Жду, когда настанет мой черёд.
И наступает он довольно быстро: на своём курсе я сейчас пятая с конца — а всё из-за пропадающего то и дело голоса, будь он неладен. Но сейчас-то голос вернулся… Голос! Ох, все боги тёмного горизонта, он же узнает мой голос. Вряд ли мои актёрские способности так велики, что я смогу изменить голос. Жаль, что гарпия и в уши ему не плюнула!
Но что же всё-таки мне делать сейчас?!
В порыве внезапного озарения я пихнула сидящую рядом Аглану. Шептать в ухо я не решилась… да и никто с моего курса не знал, что я теперь могу говорить свободно!
Пришлось писать на бумажке.
«Выйди к профессору за меня!»
«???»
«Тебя нет в списках! Он нас не знает! Скажи, что ты Матильда Вэйд»
«Зачем? Потом правда выяснится и…»
«Тебя не накажут! Ты же знаешь, что я могу только сипеть и хрипеть, а этот Мортенгад вряд ли меня пощадит. Решит, что я жульничаю, а пока объяснишь…»
«Я могу сказать ему, что у тебя проблемы с голосом»
«А он не поверит. По-жа-луй-ста!!!»
«Нет»
«Агла!»
«АГЛАНА!!!!»
«Шэд с тобой, ладно»
— Матильда Вэйд.
Я смотрела, как Аглана спускается к Мортенгейну. Девушка улыбалась, указывала на свой рот, на меня, пожимала плечами и качала головой, строила рожицы однокурсникам, сидящим с преувеличенно сосредоточенными лицами и однокурсницам, поедающим глазами «образчик мужественности» и «великолепный экземпляр». Вот кому надо было выжечь глаза… Я, конечно, не гарпия, но плюнуть тоже могу.
Ох, надо остановиться, надо срочно остановиться в своих мыслях — они принадлежат не мне. Это надуманное влечение, результат чужеродной магии клятых дуплишей, и оно пройдёт совсем скоро, один лунный цикл — такая чепуха по сравнению с жизнью. Если бы ещё только не встречаться с Мортенгейном…