Не потонем!
Шрифт:
А этот Последний назло всем таскал «молотки» до капитана второго ранга. Титул же «Последний» присвоил себе сам.
Как уже было сказано, первый механик терялся в дебрях истории. А на соединениях по традиции соцсоревнования определялся «лучший командир БЧ-5». Но лучшего определяло начальство. А этот знал себе цену, а потому был дерзок, к тому же с юмором. Как известно, командование подобных вещей терпеть не может. Отсюда — последнее место в соцсоревновании. На недоуменные вопросы отвечал: «Быть первым на соединении лестно и почетно, а я Последний. И не на соединении, а на всем флоте. Последний
Командир об этом слыхал, а ныне убедился воочию при перегрузке батареи. Авральная работа прошла спокойно — и рыбку успели половить, и спирт для перегрузки получили ВЕСЬ, и поделили по справедливости (в штаб — ни грамма) — это уже мастерство.
— Мастерство — это умение предвидеть сложную ситуацию, управлять ею и не выпускать из-под контроля. Мастерство — Божий дар. Оно или есть, или его нет. Мастерство не пропьешь! — разглагольствовал механик.
Летний день клонился к вечеру. Вынесли грязную трехлитровую стеклянную банку из-под сока, без крышки, естественно.
— Центральный! Я сказал: с крышкой. И что, ополоснуть нельзя было?
— Да ладно! Поехали, а то крышку будут до утра искать.
— Поехали. А зачем?
— Я же сказал, за молоком. Ты в «линию» войти хочешь?
— Ну…
— Тогда поехали.
— Поехали. Только я не врублюсь — зачем молоко?
— А-а… Совхоз военный?
— Военный. Ну и что?
— Молочно-товарный?
— Наверное…
— Коров доят?
— Доят. И что?
— А ты думаешь коров за сиськи матросы дергают?
— Не знаю. Хотя — вопрос, конечно, интересный…
— Так вот, не дергают. Это было бы слишком малопроизводительно и на скотоложство похоже.
— А логика? — командир был сбит с толку, и его терпению потихоньку приходил конец.
— Коров доят доильной установкой, с использованием вакуума.
— Да ты что?! И ты думаешь…
— Не думаю. Знаю. Наши малошумные вакуумные насосы изобретались не для атомоходов, а для молочно-товарных ферм коммунизма. Чтобы трудящиеся могли слышать голос партии, чтобы коммунизм не проспали. Ты на «Безымянку» ходил?
— Ходил.
— Гул протяжный слышал?
— Ну…
— Вот тебе и «ну». Это роторная воздуходувка гудит, вакуум создает в доильной установке.
— И что, она у нас тоже так сильно гудеть будет? Не пойдет.
— Она у нас будет не сильно гудеть, а… сильно сосать. Можно и глушитель поставить. Весь вопрос — пройдет через люк или не пройдет. И второй вопрос — дадут нам ее или не дадут. Поскольку государство резко делает ставку на американского фермера — может, и дадут. Конечно, не даром.
— Погоди, ты что, все это — серьезно?
— Вполне… хотя, грани, конечно, расплывчаты… но мы ничего не теряем, а вдруг подойдет. Во хохма будет! К тому же, умников из ЭиРа (это отдел эксплуатации и ремонта, кто не знает) я уже послал. А графит с пружинками сказал засунуть себе в задницу. Сначала графит — для смазки — а потом пружинки, если найдут, конечно. Кто что найдет, тот себе то и заталкивает. Как в анекдоте…
— Насчет графита и пружинок ты здорово придумал. А все-таки, серьезно, что делать будем?
— Хм,
— Может, не стоило, а то теперь помогать не будут…
— От них вони во сто раз больше, чем помощи. Хоть отстанут на время. Поехали!
Командир пожал плечами.
— Поехали…
Военный совхоз отличался от прочих только тем, что его директор был военным, а часть рабочих заменяли бесплатные матросы. Коровы были обычными коровами, а пастухи и дояры — военные… В остальном — все, как всегда и везде: грязь непролазная, дырявые уши у буренок после инвентаризаций и прививок, мухи эти стотонные и запах. Единственный и неповторимый, потому как — специфика.
Вечерняя дойка уже закончилась, и гражданский персонал, «взяв свое», потащил емкости домой на приватизацию.
Подъехали на вишневой «семерке» к административно-технической пристройке. По дороге прихватили еще зама Михалыча, как проводника. Тактический замысел был прост: изобразить комиссию из Москвы по перестройке — рентабельность совхоза, его дальнейшая судьба, осмотр мощностей и попытаться взять вакуумную установку.
«Жигуленок» лихо развернулся и стал возле конторы. Из машины одновременно вышли три капитана второго ранга и, брезгливо переступая через коровьи лепешки, направились ко входу. Возглавлял шествие зам Михалыч, который ловче других маневрировал среди коровьего дерьма — будто всю жизнь этим занимался. Зам притерся к атомоходу на сорок пятом году жизни — чтобы пенсия была побольше. Мужик был в меру простой, безобидный, и сейчас очень натурально изображал роль комиссионной «шестерки». Далее следовали командир и механик. Командир канал под «босса» — молчал, набычившись, метал тяжелые взгляды исподлобья. При почти двухметровом росте и весе под центнер он выглядел солидно и убедительно. Механик же вел себя, как специалист-референт. Белые фуражки и кремовые рубашки стильно смотрелись на фоне грязи, мух и навоза. По ним скользнуло рикошетом несколько испуганно-любопытных взглядов. Ага, засекли!
— Так, думаю, началось, — сказал механик.
— Что? Что началось? — злился командир. — Ходишь тут… по говну… как идиот…
— А ты что ж, хочешь в «линию» войти на сломанном атомоходе, и при этом в говне не испачкаться? — съязвил механик ехидно.
Упоминание о «линии» подействовало дисциплинирующе.
— Все должно быть натурально, — продолжал механик-референт. Внимательно под ноги смотри, надувай щеки и делай недовольный вид. И все! Иногда можешь чего-нибудь ляпнуть, тебе можно, ты ж босс.
В дверном проеме появился совхозный матросик в робе без гюйса и боевого номера.
— Тащ! Вам чего? — обратился он к проводнику-Михалычу.
— Начнем с тебя, краснофлотец, — сказал механик. — Представляться умеешь?
— ???… не знаю…
— Понятно. Назови свою специальность, звание, фамилию…
— Матрос такой-то.
— Понятно. Что на ферме делаешь?
— На доилке работаю…
— Так. Хорошо. Пойдем, покажешь. Заодно технику безопасности проверим.
Пока все шло по плану. Напоминание о технике безопасности подействовало на разболтанного совхозного моремана, как надо. Пошли…