Не потонем!
Шрифт:
— Не могу знать, товарищ комбриг, сам притормознул… ведь в суточном плане нет…
— Во олганизация! Не блигада, а публичный дом: никто ничего знать не хочет, а только давать, — от возмущения комбриг даже материться перестал. Он командовал бригадой меньше полугода, так что мог себе позволить. Его предшественника сняли именно за бардак и еще за кой-какие махинации. — Один я должен все знать, во все вникать… Вот сейчас алестую всех до понедельника, а уж там лазбелемся, что к чему…
Ну-у… этого только не хватало. Сообразительность у всех резко возросла.
— Товарищ
— Товарищ майор, я и есть как раз тот старшина, который «временно», но вас я вижу впервые, да и вы меня тоже, как я понимаю…
— ТАК!!! ДЕЖУЛНЫЙ!!! (Я, товарищ комбриг!!!) ВСЕХ!!! Всех — под алест!!! И машины, и водителей, и сталших, и вас всех!!!
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, живо вспомнилось — отголоски крепостного права.
— Вызывайте начальника калаула с галнизонной гауптвахты — и всех, ВСЕХ!!! на полную катушку от моего имени, а в понедельник лазбелемся.
А ведь отменили, сто двадцать лет назад…
— Товарищ ПОЛКОВНИК, я начальник штаба авиаполка дальних бомбардировщиков-ракетоносцев (ну, дает!) и в ваш гарнизон не вхожу, так что… не имеете права, — начал качать права летчик-майор, но первым свет в конце туннеля увидел комдив-два.
— Товарищ комбриг, я служил в этой бригаде три года на головном РТМе и стоял начальником караула. Посадка старших офицеров на гауптвахту — дело тонкое…
На гауптвахте не было камер для старших офицеров — а положено! Это намек на то, что я, мол, сидеть не буду. Прецеденты были, и ничего тут не поделаешь.
Опять же — начальник штаба авиаполка, его сажать — а вдруг у них самолет угонят, а он у нас под арестом. На нас повесят… это комдив рассуждает за комбрига, поскольку знает, как тяжко отменять военачальнику свое «я сказал!!!» Доводы, конечно, веские, но надо найти другое решение, и чтобы самому чистеньким уйти.
— Товарищ комбриг, арестуйте машину с автокраном, и пускай дальше баки разделывают, а в понедельник оставшиеся подвезем. Сделают — отпустим, а начальник штаба бомбардировщиков за ними и приедет. Тогда спокойно во всем и разберемся… — сказал комдив-два.
— ВСЕ!!! Хватит мне тут плоповеди читать, мать-перемать!!! Лазвелось вас, умников, аж камел не хватает! (Ой, ура…) Дежулный!!! (Слушаю, товарищ комбриг!) Эти две загоняй под лазглузку и — свободны, а вон тот «КамАЗ» с автокланом я до втолника алестовываю. Что делать и как — они знают. Сделают в понедельник — отпущу в понедельник.
— Товарищ полковник! — снова напыжился начальник штаба летчиков.
— Майол, мать-перемать, запомни, я — не полковник, а капитан пелвого ланга и командил отдельной блигады. Это — лаз. За такой гастлольный выезд на вас уголовное дело — заплосто. Попытка хищения длагметаллов с воинской части… Ком ТОФ — бывший подводник, и он нас быстлее поймет и подделжит. Это — два. И тли — я толоплюсь. Если вас не устлаивает втолой валиант пелеходим к пелвому. Всем все понятно?!
— Так точно, — дружно, все разом, хором, а майор — так громче
«КамАЗы» ушли под разгрузку, комбриг упылил в поселок, дежурные приступили к дежурству. Перед воротами КПП остались двое — комдив-два и летун-майор. Обоих терзала примерно одинаковая мысль: «Ну ни хрена ж себе!..» Только майор-летчик демонстративно молчал и делал вид, что он здесь один.
— Ладно, майор, жизнь продолжается, — примирительно начал комдив-два, — я вот, хоть убей — не пойму, как же ты смог организовать такую аферу? Откуда такие обширные познания о нашей дезорганизации? Ведь чуть-чуть не получилось… А всех собак бы на меня спустили…
Майор вздохнул, походил вдоль ворот КПП и замолчал еще больше.
— Ну и дела… прости, Господи, — уже молча домысливал комдив, пыля в пионерлагерь — как всегда, слегка опаздывая. Утешало одно — без него не начнут, а если и начнут, то не закончат: примерно 80 % алкоголя поставлял он.
«Что это было?!» — пытался целых пять км понять комдив-два, но концы не сходились с концами. Если это не происки ЦРУ и прочих спецслужб, то… то этого не может быть!!!
В лагере было все отлично: солнце улыбалось, море смеялось, пионервожатые ржали, как табун молодых кобылиц… О детективной истории как-то сразу забылось.
В понедельник с утра (в самое темное время недели!) она казалась еще более нереальной — полусон, полубред. Поэтому комдив-два о своем субботнем видении — никому ни слова, ни полслова. Только комдиву-раз, перед подъемом Флага, в каюте.
— М-да? А ты трезвый был?
— Абсолютно. Тогда — еще трезвый.
— Бред какой-то. Приснилось тебе, что ли? Такое даже трезвым не придумаешь, — подвел итог уставший от затяжного праздника комдив-раз.
Но — бред оказался явью и имел свое продолжение. Вскоре после подъема Флага позвонили из бригады и затребовали поставку аккумуляторных баков на разделку. «А то кран простаивает!» Значит, сто двенадцать баков уже разделано (медные решетки с губчатым свинцом выдернуты). Значит — не бред? Значит — было?
— Было! Было! Не бред! — твердил про себя комдив-два в каюте атомохода, наливая очередную банку «шила» для выбивания сверхплановых автомашин в заводоуправлении.
— Что — «было»? Трахнул пионерку в лагере и радуешься, как прыщавый юнец? Или начались «страдания любви»? Тогда к доктору, — это комдив-раз с койки сверху советует.
— Да нет же! Батарею-то на самом деле чуть не украли. Это не бред. Это — было! Сейчас иду в заводоуправление, машины выколачивать. Надеюсь, там тоже похмелье бродит, как призрак по Европе.
— Почему же только там? А здесь? А давай-ка по «чуть-чуть», голову надо поправить…
— А чего ты не на политзанятиях, кстати?
— Отпросился у зама. Сказал, тебе нужно с перегрузкой помочь.
— Ну так помогай!
— Ну так наливай!
— Ладно… черт с тобой. Закусь есть? — комдив-два принципиально не пил без закуски.
— А как же! — комдив-раз бодро спорхнул с верхней койки и открыл столик-секретер. Там — открытая баночка шпротов и хлеб. Достаточно.
— Ладно, сильно разгоняться не будем, и смотри, не «садись на кочергу».