Не угаси лампадку!
Шрифт:
После революции чекистов направляли на работу в милицию для борьбы с бандитизмом и беспризорщиной. Однажды в г. Козлове (впоследствии Мичуринске) понадобился надежный артистичный человек для внедрения в белогвардейско-махновскую банду, для этого был задействован Алексей. Операции была проведена удачно, казалось бы, всё уже благополучно завершилось….Алексей спустился к реке, наклонился умыться… и получил со спины удар по голове от подраненного бандита, скрывавшегося в кустах. Так, в 26 лет, его не стало, но до сих пор у нас хранится пожелтевший газетный листок 1926 года с некрологом, в котором говорится о геройски погибшем в борьбе против банды Алексее Кудрявцеве. В городе Козлове, ныне Мичуринске, он был увековечен
Людмила
В 6 лет Мила осталась без отца, но через всё своё одинокое детство и непредсказуемые дороги страшной войны в юности, и через всю дальнейшую жизнь с её заботами, она пронесла кусочек газеты с несколькими скупыми строчками о его гибели.
Миле казалось, что если бы папа был жив, всё бы было иначе: девочке так не хватало любви и заботы близких, а неприязнь родни матери к её отцу они, не задумываясь, перенесли и на неё. Мила вспоминала бессонными ночами, как крохой попала в инфекционную больницу с дизентерией, и папа с гостинцами забирался к ней через окошко. Он вымаливал свидания с дочкой у бывшей жены, и если та не разрешала, то похищал девочку, к её удовольствию; им всегда было весело, тепло и хорошо вдвоём, и тяжело расставаться. Вот, собственно, и все воспоминания, не оставлявшие её никогда. С болью вглядывалась Мила в доброе лицо молодого и уже никогда непостареющего отца, так рано ушедшего, но только не для неё…
Вскоре у Милы появился отчим, а затем и маленькая сестрёнка. Новый папа был очень хороший интеллигентный человек, он никогда не обижал падчерицу, но был к ней совершенно безразличен. Её мама занималась малышкой и новым мужем, а жизнь 14-летней дочери никого особенно не интересовала. Чувствуя себя в доме очень некомфортно и слушая упрёки, Людмила однажды сказала:
– Я решила пойти работать.
– А что так? – холодно спросила ни дня не работавшая мать.
– Не хочу быть у вас нахлебницей.
– А учёба? Ведь ты, вроде бы, отличница.
– Пойду в вечернюю школу.
– Ну, что же, как знаешь, – равнодушно пожав плечами, произнесла мать и отвернулась..
– Ну, и правильно, Танюша. Всё равно ничего из комиссарской дочки не получится, пусть хоть идёт работать, – авторитетно заявили её братья, при этом с упоением расхваливая своих детей.
Мила очень хорошо пела и танцевала, и её пригласили в популярный и модный в Москве в предвоенные годы ансамбль, тогда второй по известности после Утёсовского (я не помню, как он назывался, но всё старшее поколение его знали), но семья категорически запретила ей даже думать об этом:
– Может, ты ещё на панель пойдешь? Приличной девушке не подобает кривляться напоказ за деньги!
Такое отношение к артистам бытовало в те времена среди русской интеллигенции! А теперь загляните
Мила ушла в вечернюю школу. Не так-то легко было столь юному созданию пристроиться на работу, тем более, тогда была безработица, да и семья её из «бывших», и никто из родных даже в этом не помог девочке. Сначала она работала в ЖЭК-е, а затем ей предложили стать пионервожатой в школе, и всю свою невостребованную любовь и нерастраченную энергию Людмила с энтузиазмом направила на комсомольскую работу с ребятами, которые ходили за ней табунами.
Эта школа стоит и поныне в одном из переулочков старой Москвы, недалеко от Покровки. Однажды, когда мы проходили мимо неё, нас остановил мужчина и, запинаясь, спросил маму:
– А ты, простите, Вы – случайно не Людмила, наша пионервожатая? Ну вот, я сразу узнал, совсем не изменились! Да и дочка на Вас похожа, и глаза такие же весёлые. Знаете, ведь я из-за Вас стал учителем, а теперь уже и директором этой самой школы. Мы, мальчишки, были все влюблены в тебя, то есть, в Вас, а девочки во всём подражали, даже в одежде!
Глаза мамы округлились от удивления:
– Да что Вы, мне!? Не может быть. У меня и была-то тогда всего одна-единственная кофточка, которую я чуть ли не каждый день стирала и крахмалила, да тряпочные пёстренькие туфельки, что-то вроде современных кед.
– Вот это и считалось в нашей школе последним писком моды! Девчонки в таких кедах да с белыми носочками, как у Вас, на танцах щеголяли! И все мечтали комсомолками стать, ведь тогда, до войны, это нужно было заслужить. Ах, какая заводная и весёлая комсомолочка была твоя мама! – сказал он, обращаясь ко мне. – А какая выдумщица, как только времени и на учёбу, и на нас хватало! С любыми радостями и горестями мы бежали к нашей комсомольской богине, как мы её прозвали между собой.
Мир не без добрых людей
В то непростое время в их семье случилось общее несчастье. Они жили в Проточном переулке, на Смоленской, и им заявили, что их дом решили снести, поэтому следует в короткий срок покинуть его.
Не ждёт ли это нас завтра?! Людям не предоставили никакого другого жилья, а просто дали по 300 рублей на каждого и велели уходить. Вот так поступали с коренными москвичами! Они пытались хоть что-нибудь построить в ближайшем Подмосковье, но, не имея достаточно ни денег, ни связей, ни рабочих рук в семье, ничем не смогли обзавестись. Мать Милы сказала дочери:
– Люся, ты уже взрослая, думай о себе сама, а мы вынуждены уехать на Большую Волгу.
У её мужа, заядлого рыбака и охотника, там был домик. Девушка застыла в недоумении и горечи, растерянно вглядываясь в холодное лицо матери, собиравшей вещи, и поняла, что она никому здесь более не нужна. Она не стала плакать и просить.