(Не) верю. В любовь
Шрифт:
Ксюша заводит меня в просторную ванную комнату, показывает, где брать полотенца, шампуни и гели для душа. Помогает мне обмотать гипс пакетом и скотчем, чтобы я его не размочила, и уходит. Я снимаю одежду. Замираю у зеркала, смотрю на своё бледное лицо, со впалыми щеками и синяками под глазами. Губы искусаны и обветрены. Волосы всколочены. Веки глаз красные от того, что я слишком много плакала последние сутки.
Я вижу кости на ключицах и рёбрах. Впервые я рассматриваю себя в зеркале, а не спешу отвернуться.
Я заметно изнеможена, слишком худа, и выгляжу серой.
Я расплетаю косу и провожу пальцами по прядям. Волосы уже ниже поясницы.
Мой взгляд останавливается на крестике, висящем на цепочке. К горлу подступает тошнота.
Я поднимаю руку и расстёгиваю цепочку. Осторожно кладу крестик на край раковины и понимаю, что больше надевать его не хочу. Не в ближайшее время.
Делаю вдох, прикрываю глаза и медленно выдыхаю. Я не отрекаюсь от Бога. Но больше жить так не хочу. Мать и отчим слишком яро доказывают свою любовь к Богу, вере и церкви. И они самые отвратительные, жестокие и бесчестные люди, которых только можно представить. После разговора с Димой я поняла, что лучше быть просто хорошим человеком и не поминать Бога всуе. Жить честно, радоваться жизни и не чинить другим зла. А что до церкви… Я вернусь туда, когда буду готова.
Я включаю воду в душе и встаю под струи воды. Раны на теле тут же начинает щипать, но я вопреки всему улыбаюсь. Волосы мокнут, липнут к плечам. Я мою голову. Одной рукой справляться совершенно неудобно, но я всё равно наслаждаюсь каждым мгновением. Я впервые за несколько лет моюсь без страха. Моюсь не торопливо, оглядываясь на дверь. Я нежусь под тёплыми струями, бережно прочёсываю волосы с маской, оставляю её на некоторое время. Скрабом прохожусь по телу. Я теряюсь во времени. Когда вылезаю из кабинки, вздрагиваю, наткнувшись взглядом на фигуру, застывшую у двери. Босые ноги разъезжаются в стороны, и я начинаю падать назад. Рука хватает лишь воздух, а я готовлюсь к болезненному падению.
10
Алиса
Меня резко хватают за руку чуть выше локтя, сжимают пальцы на коже, но, боли совершенно не причиняют. Адам дёргает меня на себя, из-за чего я впечатываюсь в крепкое подтянутое тело, чувствуя, как воздух покидает лёгкие.
— Адам, что ты здесь делаешь? — спрашиваю сипло, распахивая глаза и смотря на молодого человека с неподдельным испугом.
Боже. Он видел меня обнажённой. Интересно, как давно он стоит здесь? Как давно смотрит на меня? Безумно горячая, обжигающая, будто кипяток ладонь ложится мне на спину, придерживая и спасая от падения.
Я чуть прогибаюсь в спине, торопливо пробегаюсь языком по губам, чувствую напряжёнными вершинками груди твёрдый пресс молодого человека. Боже мой, он будто из камня сделан.
— Зашёл принять душ, — говорит сухо, когда я восстанавливаю равновесие.
Молодой человек отступает, одёргивает руку, будто ему неприятно ко мне прикасаться, а я быстро хватаю полотенце и прикрываюсь от его насмешливого взгляда.
— Но ведь тут я, —
— Ты не заперла дверь. Очевидно, ждала, когда я зайду, чтобы задницей передо мной покрутить, — говорит с высокомерной насмешкой.
— Что ты говоришь? — зло шиплю я. — Ты из ума выжил? Зачем мне это делать?
— Только, милая моя, — склоняется к моему лицу и насмешливо ухмыляется, — меня тощие и пустоголовые дуры не привлекают. Совсем.
Я вздрагиваю. Лучше бы он меня ударил. Его слова бьют больно по самолюбию. По самооценке, которая и так втоптана матерью и отчимом в грязь.
— Сам ты! Дурак! — выкрикиваю зло, сжимаю пальцами полотенце до боли. — С чего ты вообще взял, что мне интересен? Я влюблена. И влюблена давно. В прекрасного человека. А то, что ты в своей голове придумываешь, лишь твои фантазии, — я вскидываю высоко подбородок. — У тебя слишком завышено самомнение.
— Я просто знаю себе цену, девочка, — он склоняется низко, дыханием опаляет влажное лицо и губы. — А ты себе цену знаешь? — его голос звучит тихо и вкрадчиво, но мне кажется, что каждое слово врезается в кожу, оставляя ожог.
Он медленно проводит пальцем по моей щеке, и я чувствую, как дрожь пробегает по всему телу. Махровое полотенце совсем не спасает от его близости. Единственная преграда кажется слишком невесомой и смешной.
— Ты даже не можешь посмотреть мне в глаза, когда говоришь о своей «любви». Ты лопочешь о своём дружке? — хмыкает насмешливо.
Я отстраняюсь, стараясь сохранить остатки достоинства, смотрю в серые глаза с вызовом.
— Тебя это не касается. Ты ничего, совершенно ничего обо мне не знаешь, так что не нужно меня судить. Ты мне совершенно неинтересен, — добавляю жалкое.
— Неинтересен? — он усмехается, и в его глазах вспыхивает что-то опасное, а он сокращает между нами расстояние, хотя мне казалось, что ближе подойти уже невозможно. — Тогда почему ты вся дрожишь?
— Потому что после душа мне холодно. А одеться при тебе я не имею возможности! — говорю торопливо, а у самой взгляд бегает.
Я смотрю куда угодно, только не в глаза Адама. Слишком боюсь провалиться под лёд, утонуть в глубине. Я и так на грани. И так моё сердце вот-вот выскочит из грудной клетки. И я уверена, что молодой человек лишь растопчет его.
— Я вижу, как колотится твой пульс, — он делает шаг вперёд, и я отступаю, пока спина не упирается в холодную стену. — Ты боишься не меня, девочка. Ты боишься себя.
— Заткнись, — вырывается у меня, но голос звучит слабо, почти беззвучно. — Просто уйди! Иначе я закричу!
— Так кричи, — шепчет почти в самые губы, — мне интересно на это посмотреть.
Его дыхание смешивается с моим. Мне становится невыносимо жарко. По коже бегут мурашки, а мне хочется податься вперёд и вжаться носом в его кожу. Втянуть запах, который так сильно нравится. И почувствовать поцелуй на губах. Почему-то я уверена, что он будет настойчивый и жадный. Пылкий, как и сам молодой человек. Я крупно вздрагиваю, когда Адам носом прижимается к моей щеке. Втягивает воздух и резко отстраняется.