Не время для героев

Семенко Евгений

 – Понятно, – Черкашин клюнул носом, понимая, что и сам уже прилично пьян. – Так устроишь нам встречу с бароном? – спросил Нео.

Доезжачий как-то вдруг собрался, взглянул на Черкашина:

– Нам?

Максим указал на друзей в середине зала.

– А зачем вам Врадлик? – уперся Брыжч.

– Дело к нему есть. Важное.

– Это какое дело? – насупился мужчина, пристально глядя на Максима.

–

Личное, – ответил тот.

– Говори, я передам, – не унимался Брыжч.

Нео покачал головой.

– Это только для него.

– И что ж это такое личное может быть? – с подозрением спросил псарь, вытянув бровь.

Максим замешкался, но затем сказал:

– Весточка у нас от тестя.

Брыжч некоторое время переваривал услышанное, затем отодвинулся, откинулся на спинку стула. Он медленно поднялся, достал смятый берет из-за пояса, надел.

– Приходите завтра в полдень, – сказал Брыжч. – Булочная улица, спросите особняк Бринздэша. – Он неровным шагом двинулся к выходу.

Нео допил последнюю рюмку и вернулся к товарищам.

– Ну? – спросил у него Топольский.

Максим деловито взглянул на вампира, взял уже остывшую картофелину, принялся чистить.

– Завтра идем к Врадлику, – похвалился он.

* * *

Миххик тяжело вздохнул. Жека покачал головой. Нео виновато разглядывал пол. Топольский был задумчив.

– Н-да, ребятки, – сказал Жендальф, глядя на четыре потертых медяка на маленьком столике. – Хорошо посидели. А жить на что? – он бросил взгляд на Нео. Максим пожал плечами.

– Зато дело движется, – возразил он. – Да и цены здесь кусаются...

Топольский смахнул монеты в ладонь и ссыпал в свой кошель.

– Придется работу искать, – сказал Савельев.

– Что-нибудь придумаем, – подбодрил его Нео.

Миххик не ответил, и принялся собирать вещи. До полудня оставалось около часа. Следовало еще сдать комнату и затем найти нужную улицу и дом Брынздэша.

* * *

Улица Булочная недаром носила свое название. Здесь и вправду было несколько пекарен и множество хлебных магазинчиков. Отовсюду тонко и вкусно пахло свежей сдобой.

Друзья шли по обочине булыжной дороги и заглядывали в окна лавочек, где на полках красовались всевозможные пироги, караваи хлеба, багеты, сушки и прочие изделия мастеров пекарного дела.

Дом Врадлика стоял в конце улицы. Это был двухэтажный особняк, выложенный из желтоватого камня с красной черепичной крышей. Северную сторону дома темно-зеленой мантией покрывал плющ. Владения барона обрамлял каменный забор – не высокий, но и такой, что забраться на него было непросто. Да и по его гребню тянулся частокол металлических шпилей и завитушек.

Массивные арочные ворота были украшены изысканной, но подбитой ржавчиной ковкой

в виде роз и лилий. В зените створок, на треснувшем от времени щите, красовался герб барона – грифон, державший в лапах два эти цветка. Вид имения говорил о том, что слава его хозяина осталась далеко позади.

Нео потянул жалобно скрипнувшую ручку дверного молоточка, и несколько раз сильно постучал в калитку. Спустя некоторые время за воротами послышались торопливые шаги. Затрещал замок, будто в нем что-то перемалывалось. Не спрашивая, кто пришел, дверь открыл Брыжч. Вид у него был откровенно не для приема гостей – мятый и сонный.

– А, это вы, – изрек псарь после долгого молчания. – А я и забыл. Прикорнул маленько. Входите.

Во дворе также царило запустение и беспорядок. Они шли по выложенной камнями дорожке, между стыков которых торчали сорняки. Кованная оградка по обе стороны брусчатки едва угадывалась под густо разросшимися кустами шиповника, сирени и плетистых роз.

Доезжачий обогнул особняк, и они оказались в старом обширном саду. Посреди него зиял немалый пруд с чистой темной водой. Кое-где под берегом стелилась водяная лилия. На противоположной стороне водоема стояла деревянная беседка, сплошь увитая диким виноградом.

У пруда, в плетеном кресле, сидел мужчина. С его плеч на траву спадал алый плащ. Псарь свернул на лужайку и направился к человеку.

Подойдя, Брыжч осторожно положил ладонь на плечо мужчине и легонько тряхнул, словно отрывая от важных раздумий.

– Патрон, – почтительно обратился Брыжч к хозяину. – Пришли те люди, о которых я вчера говорил.

Барон вздрогнул и обернулся.

Лицо Врадлика, широкое, морщинистее, еще хранило неуловимую черту аристократа. Но взгляд серых глаз был пуст. Он улыбнулся, щерясь желтоватыми, ровными зубами, вздернул орлиный нос и громко захохотал, схватившись за толстые дужки подлокотников. Затем вдруг его смех оборвался, и он вновь уставился на своих гостей. Брыжч терпеливо стоял в сторонке, будто ожидая, когда из Врадлика выйдет дурь.

Брынздэш резко, как пружина, поднялся, расправил плечи, сбросив накидку. Он был в рубахе, брюках и стоптанных сапогах из мягкой кожи.

– Приветствую, друзья! – громогласно сказал Врадлик, приложив руку к груди и слегка тряхнув русой головой. – Я долго ждал вас, но... – он осекся, точно забыл подготовленную заранее речь. Брыжч все так же безмолвствовал. Барон обернулся к пруду, лицо его вдруг резко переменилось – будто из него в один миг выпили всю радость. Он тяжело вздохнул, протянул руку к водоему, и продекламировал:

– И не коснется больше длань прелестной кожи. И не дрогнет сердце по весне. И грудь скуют тоски морозы...

– И вырастут ноги на спине, – зарифмовал Максим. На него осуждающе покосился Жека, а Топольский легонько двинул локтем в бок и шикнул, что стебаться над нездоровыми человеком – срам и гнусность.

Барон надломлено подхватил накидку, покрыл ею плечи, и сел в кресло, старчески ссутулившись. Он исступленно глядел на поверхность озера, по которой мелкой рябью бежали волны.