Не запирайте вашу дверь
Шрифт:
— Я вот думаю, — продолжала Вика, — хоть мы и решили за ними следить, ни к чему делать это скрытно. Нужно делать это заметно, чтобы они поняли!
— Что, что? — удивленно переспросила Люська. Стоящая рядом нищенка насторожилась.
— Зачем следить тайно, когда можно следить явно?! — повторила свою мысль Вика. — Это же гораздо проще! Вон они подъехали, вставай!
Из автобуса с черной полосой вышли строго одетые женщины с цветами, в одинаковых черных шалях на плечах, а за ними — пятеро мужчин. Ну что ж, все в сборе.
Удивительно,
Мельком я увидела Лёню, самоуверенного жизнерадостного конформиста средних лет, не слишком честно живущего, всю жизнь обманывающего свою жену; выйдя из автобуса, он с наслаждением расправил плечи, и мир вокруг меня стал почему-то дружелюбным и каким-то радостно-волшебным…
— Перестань так улыбаться! — одернула меня Вика. — Ты на кладбище! На похоронах!
Чинная процессия направилась к могиле.
Мужчины — Лёня, Паша, Юра и Сеня — несли гроб на плечах, следом плыли Тамара и Евгения, затем шествовали Милка и Ксения, далее — Алина и Сергей, в конце брели мать и сестра Сени. Люська, Вика и я, как завороженные, следовали за ними. Семейные распри были забыты. Картина называлась «Общее горе».
Сзади нам было видно, что маленький, тщедушный Сеня еле справляется со своими обязанностями. Гроб съезжал в его сторону и ребром впивался ему в шею.
— Он его уронит, — забеспокоилась Люська. — Такой скандал будет!
— Он же крышкой закрыт, она не вывалится, — откликнулась Вика. — А падать ей не больно.
— Ты не понимаешь, это же неприлично! Его надо на Сергея заменить, он высокий. И не вздумайте при них шутить, это трагично, а вовсе не смешно!
— Но скандалить на кладбище еще хуже!
— Я их давно знаю, — вздохнула Люська. — Подраться при всех они могут, а совершить что-нибудь необычное, в смысле неприличное, они боятся!
Очевидно, так же, как Люська, подумали про Сеню Тамара и Евгения. Сергей подставил плечо под угол гроба, а Сеня, облаянный Милкой, поплелся сзади. Все это напоминало шоу.
Мы шли чуть в отдалении, шагов за тридцать от конца процессии. Солнце отражалось от крестов и наклонных поверхностей памятников, бликами играло в полировке гранита, забавлялось с разноцветными искусственными цветами. Было очень тепло. Вот только ветер…
Ветер заплутал где-то в высоте деревьев и мотался там, кидаясь листьями, еще вполне приличными по цвету. И шуршал, как старая телефонная линия. Что-то во всем этом стало действовать мне на нервы.
— Что он там шумит, — в приступе необъяснимого раздражения воскликнула я, ткнув пальцем вверх.
— Кто? — изумилась Вика, подняла голову и внимательно посмотрела на небо, словно ожидала увидеть там кого-то, кто сидел на облаке, свесив ноги, и издавал различные шумы. Никого не обнаружив, она очень выразительно на меня посмотрела.
— Да ветер, ветер!
— Успокойся, ты чего? — прошептала она, взяв меня под руку. — Переутомилась?
— И уши мерзнут, — не совсем кстати добавила я, поскольку не понимала причины своей нервозности.
Неожиданно мать и сестра Сени свернули на боковую аллею, прибавили шагу и за несколько секунд как будто растворились среди надгробий. Мне это не понравилось. Моим спутницам — тоже.
— За ними, — скомандовала Вика.
Мы увидели их почти через минуту. Они стояли около свежей могилы с венками, совершенно посторонней могилы, и снова что-то обсуждали.
Мы спрятались за ближайшим к ним крупным памятником, Вика и Люська присели на корточки, а я просто плюхнулась на колени.
— Надо на кладбище покопать! — заявила мать Сени. — В его могиле!
— Ой, мама! Там же уже вырыли новую могилу!
— Так то рядом! А я в его могиле пошукаю! Вот увидишь — найду! Он должен принадлежать нашей семье! Это наш фамильный клад!!
— Ой, мама, ну что ты такое говоришь?! Он не мог его с собой в могилу взять! Если клад и был, так он его семье оставил!
Неожиданно кто-то прикоснулся к моему плечу. Я повернула голову и увидела подозрительного типа в строгом сером костюме. Он неловко дернул рукой, словно хотел поднести ее к виску и вдруг вспомнил, что на нем нет фуражки.
— Хватит чужой памятник обнимать, — негромко произнес он. — Пройдемте.
Мы кое-как поднялись, развернулись и пошли за ним, словно нас загипнотизировали. Дошли почти до выхода с кладбища, перед воротами повернули к группе невысоких, каких-то слишком неказистых зданий. «Гранитная мастерская „Воскресение“», прочитала я табличку на одной из дверей. Рядом располагалась выставка образцов — тяжелых гранитных надгробий разного цвета.
«Ни одна живая душа не воскреснет из-под них, — почему-то подумалось мне. — Разве что примет оболочку такой вот плиты и в следующей жизни будет куском гранита… Стоп, дорогая, — прервала я себя. — Это как-то неправильно: нет под плитами живых душ. Может, лучше сказать: ни одна мертвая душа? Тоже плохо. „Мертвые души“ — это совсем другое, да и не бывает душа мертвой. Или так: ни одна душа не воскреснет…» Получилось еще хуже! Правильная формулировка мне никак не давалась, и я огорченно вздохнула, разочарованная в своих способностях.
Занятая этими странными мыслями, я все время бессознательно пыталась свернуть куда-то вбок, и Вика ухватила меня за рукав. Потом гуськом, как будто скованные цепью, мы прошли по узкому коридору и оказались в пустой комнате с одним слегка запыленным окном. Тип, приведший нас сюда, сел за стол, а мы столпились вокруг.
— А теперь отвечайте, — произнес он с вежливой угрозой. — Что вы здесь делаете?
— Бабушку хороним, — с преувеличенным равнодушием пожала плечами Люська. — А в чем дело? Нельзя?